– Привет. А я тут звоню с вершины вулкана, который вот-вот может начать извергаться. Повсюду сера, и дым валит так, что сквозь него ничего не видно. Вот так, звоню просто поздороваться. А у вас как дела? – произносил отец с самодовольным и нахохлившимся видом.

Договорив, он посмотрел на спутников и, улыбаясь во все свои ровные белые зубы, дал пояснение:

– Я секретарше звонил, уточнить, что все на производстве в порядке.

Как же, может, такая нелепая ложь и прокатит для полных идиотов, за которых он всех нас тут держит, но любому хоть с небольшим интеллектом ясно, что это очередной акт распущенности человека, которому плевать на чувства окружающих. Харви украдкой бросила взгляд на маму, но та, казалось, вообще не обратила особого внимания на слова отца, продолжая собирать кусочки серы на память и упаковывать их в фольгу из-под шоколадки. Харви стало очень одиноко среди этих гор, чьи сопки горделиво возвышались над облаками. Вершин много, но ни одна не была рядом с другой.

Невозможность поделиться переживаниями, обида на постоянное предательство отца, раздражение на маму за почти полное отсутствие интереса к действительности, физическое утомление – все вылилось в поток слез, который обрушила Харви внезапно даже для самой себя. На удивленные вопросы родителей и Ивана о причинах, успокоившись, Харви ответила, что настолько ее поразила открывшаяся с вершины вулкана панорама, что слезы выступили сами. На обратном пути, дабы успокоиться, Харви начала убеждать себя, что вытащила счастливый билет, родившись в своей семье. С каждой потерянной сотней метров над уровнем моря дышать становилось все проще, силы словно прибывали вновь, что повышало настроение всей группе, несмотря на серьезное отставание от графика и опускавшуюся ночь. Харви удалось привести на собственный суд множество аргументов в пользу той жизни, что ей досталась, и, конечно, ее жизнь многим могла бы показаться истинной сказкой в сравнении с тем, что имели другие. Вместе с тем, казалось неправильным сравнивать себя с семьями худшими. Разве не должны мы все тянуться к солнцу вместо того, чтобы пригибать голову и радоваться, что кто-то еще ниже нас?

Но как тянуться к солнцу? Как не перепутать его с многочисленными искусственными аналогами? В какой оно стороне? В ближайшем окружении Харви не было ориентира, на который можно равняться. Не было проводника, что указал бы на верную тропу. С отъездом бабушки все стало серо-черным с редкими вспышками света, но то были лишь молнии. Не солнце.

Когда маршрут превратился в тропу для легких прогулок, а место их утренней высадки уже виднелось впереди, опьяненная кислородом Харви совсем приободрилась, мечтательно размышляя, что трудности способны делать людей лучше. На ум приходили одна за другой высокопарные фразы о препятствиях, сложном прошлом и горе, что укрепляют душу человека. Но в жизни, не подслушанной из-за угла или подсмотренной в книге, а реальной все великие истины имеют маленькую звездочку-сноску, что раскрывает особенности условий мелким незаметным текстом, сводя всю мудрость на нет.

Все люди рождаются пусть со своими слабостями и соблазнами, но с сияющим светом внутри. Далее жизнь из каждого вырезает разное: дышащую жизнью скульптуру Коненкова, по-деревенски лаконичный, без малейшего намека на утонченность пень или ни на что не годный кусок бревна. И все же изначальный материал – порода дерева – отличный, а потому кому-то любые трудности на пользу, а другого небольшой удар разносит в щепки. Харви хотелось знать, к какой породе относится она сама. Ведь если знаешь свою породу, можешь подобрать наиболее подходящие инструменты и условия, таким образом хотя бы немного помогая себе обтесаться до достойных форм.