Нрав отца был очень вспыльчивым, и Харви не могла с ним в открытую поговорить о лечении. Но даже когда она издалека старалась просто посадить зерна, которые постепенно можно было бы взрастить до разговора о звонке, отец, обладающий острым умом, проявлял агрессию и отказывался даже допускать мысль, будто с ним хоть что-то не так.

Харви не опускала руки, надеясь, что однажды сможет подобрать ключ к решению этой проблемы. А до тех пор ей приходилось с горечью замечать, как, например, папа среди ночи вставал с кровати, тихо и даже комично крался на кухню, доставал там бутылку водки и делал глотки прямо из бутылки, содержимое которой после каждого сделанного глотка звучно ударялось о дно. Папа Харви крался после этого обратно, довольный своей выходкой. И так он делал несколько раз в течение ранней ночи. Мама Харви недоумевала, отчего отец уже с утра будто нетрезв и ужасно раздражителен. Харви не объясняла маме, в чем причина, жалея ее, ведь она все равно не смогла бы ничего сделать.

Иногда, казалось, до мамы Харви доходила вся бедственность складывающегося вокруг нее мира. Тогда она сидела грустная, будто мадонну для своей скульптуры «Пиета» Микеланджело создал с нее. Удивительным казалось то, как часто образ Девы Марии у художников разных школ и эпох был словно списан с мамы Харви, видимо, также хранившей в себе загадку и скорбь по будущим событиям. В те моменты, когда мама Харви вот так печалилась, не на публику, не для того, чтобы вызвать жалость, а искренне, обращаясь с горем внутрь себя, сердце Харви сжималось. Из всех перипетий, унижений, скандалов и холодности сложнее всего Харви было переносить эту скорбь, ложившуюся на прекрасное лицо ее матери, делая его черты еще тоньше и выразительнее. Харви готова была предпринять все, чтобы видеть его таким как можно реже.

Трепет, ощущаемый внутри, перед величием родителей ложился дополнительным бременем на сердце Харви, потому что ни один ее успех не ставился ими хотя бы в малейшее сравнение с собственной грандиозностью. И, наверное, думала Харви, я – лишь дополнительное разочарование в череде их и без того серьезных проблем. Несмотря на признание всех сильных и изумительных сторон ее родителей, Харви вдруг однажды четко осознала, что не испытывает к ним никакого уважения. Это осознание напугало ее, прежде всего отсутствием ориентиров в этой жизни. Хотя одна путеводная, нежно горящая звезда у нее все-таки была – бабушка.

Харви с бабушкой вместе ехали в художественную школу и по дороге обсуждали то, что сейчас, когда все дети в художке взрослеют, начинается деление на группы друзей и врагов, причем эти группы могут меняться под влиянием непредвиденных обстоятельств. Бабушка напомнила Харви об уважении к себе, а значит, о том, что вне зависимости от того, с какой группой тебе приятней проводить время, никогда не стоит обсуждать других людей. Обсуждая, мы судим, но имеем ли мы на это право, если сами несовершенны? Намного ли порочней наши враги наших друзей? Или дело не в пороках, а в тех сильных качествах, которые заставляют нас тянуться к определенным людям? На нашей планете значимый процент сторонников мнения, что грешен каждый, кто приходит в этот мир, то есть грех – то, что нас всех объединяет, уравнивает. А отличают нас прежде всего наши сильные стороны, наши таланты, наше умение в чем-то быть лучше, чище и отзывчивее, чем другие. Тогда и внимание обращать стоит исключительно на уникальное добро в человеке, а зла хватает в каждом. Бабушка сказала, что в любом возрасте и почти в любой компании единственно допустимо говорить только о хороших сторонах человека. Так ты прежде всего проявляешь уважение к себе.