Говоря об уважении, сложно было понять, уважает ли Харви саму себя, потому что уважать очень хотелось, но получалось, что уважать человека, каждый день переживающего сюрреалистические картины жизни с алкоголиком, как-то наивно. Ведь можно сколько угодно заставлять уважать самого себя, но внутри мы знаем, откуда мы родом. Чтобы действительно испытать самоуважение, как казалось Харви, надо было менять что-то внутри семьи, чем Харви и занималась, почти безуспешно.
И несмотря на все особенности жизни, Харви очень любила своих родителей и восхищалась ими, уверенно полагая, что нет никого другого, кто бы мог сравниться с ними. Мама, прекрасная в своей вечной молодости, свежести и красоте, такая открытая новому, такая тонкая, такая начитанная и неуловимая. Папа, являющийся олицетворением мужественности. Сравниться с ним в интеллекте могли не многие, а может, и вовсе никто. Он мгновенно запоминал любую информацию, мог разрешить любую задачу вне зависимости от научной сферы, сочинял прекрасные и глубокие стихи, играючи осваивал новые языки. Он был великим гипнотизирующим оратором, которому хотелось внимать. Пел уникальным голосом и нежно играл на гитаре, хоть и выучился всему сам. Был спортивно одарен: силен, вынослив, с потрясающей молниеносной реакцией и неразрушимой волей к победе. Харви справедливо полагала, что редко в истории человечества настолько загадочным образом переплетаются гены, чтобы получился такой сверхчеловек. И как же ничтожна его судьба по сравнению с его возможностями. Именно такие упущения являются истинной катастрофой человечества, они должны быть оплаканы и более не допущены.
Нет, не стоит думать, что, охваченный пламенем алкоголя и прочих пороков, отец Харви вовсе пал на самое дно. Все познается в сравнении, он, безусловно, не был насильником или убийцей, не был нищим, не пропил свою квартиру, его не уволили с работы. Но разве можно масштаб его таланта хотя бы теоретически описывать такими эпитетами? Погрязая в пороках, он терял драгоценное время и возможности сделать то, для чего был рожден. Папа был той личностью, которая способна повернуть русло истории в другом направлении, став в одну линию с Флемингом, Королевым, Ле Корбюзье, Гейзенбергом и другими величайшими творцами. Но своей жизнью он распорядился по-другому, будто нарочито пытаясь припасть как можно ниже к земле, смешиваясь с ползающими там несчастными душами. Временами Харви успокаивала себя, что открытия, которые он способен сделать, были настолько масштабными, что, вероятно, человечество еще не было к ним готово, а потому они могли нанести скорее вред, чем пользу. Может ли быть так, что глубоко внутри отец Харви и сам знал об этом, а потому и избрал путь саморазрушения? Когда Харви размышляла об этом, она неизменно заканчивала свои рассуждения излюбленной и тонущей в пафосе фразе: «Он принес себя в жертву ради спасения человечества!» Но это все равно не давало Харви права опускать руки.
Бездействие матери и прогрессирующий алкоголизм отца еще более убеждали, что Харви единственная может помочь исправить положение и спасти семью, поэтому каждый новый несчастный день своей семьи она ставила себе в вину. Начиная с семи лет Харви пыталась договариваться со своим отцом о лимите выпитого за день, надеясь, что впоследствии они вместе смогут сокращать этот лимит, сведя в конечном счете к нулю. Харви искала в справочниках типа «Желтых страниц» телефоны клиник, помогающих бороться с алкоголизмом, звонила туда и, пытаясь сохранить деловой тон, просила этих людей помочь. Но правда такова, отвечали они, что не может ребенок помочь своему родителю. Желание должно исходить от самого человека. Неужели Харви здесь бессильна? Неужели она, не начав боя, уже терпит поражение? Люди на том конце провода говорили, что не стоит винить себя, что придет время, и все исправится, наладится. Они предлагали попробовать поговорить о терапии, рассказать о ее возможностях, попросить отца позвонить им самому, просто чтобы поговорить. И, возможно, тогда в нем проснется желание что-либо поменять.