– Уцелела принцесса, – возразила Натали. – И мы одолели противника.

– Папá, – рыдала на груди у Ханны Маргарет. – Так не может, не должно быть! Нет-нет-нет!

Аня с трудом осознавала произошедшее. Всё кончилось? Ещё минуту назад лютые факелы почти выгнали из её лёгких жизнь, а в голове не было ни одной мысли, кроме необходимости бежать, спрятаться, уцелеть. И вот замок обернулся барханом, который тает, исчезая без следа, как в июне. А сама Аня не сделала для этого ничего. Не сделала ничего, чтобы помочь Маргарет. Чтобы найти её отца. Она попросту забыла о необходимости искать. Забыла обо всём. А теперь…

Осиротевшая женщина тряслась в истерических рыданиях. Можно ли вообще считать, что они победили, что они освободились? Нет. Лунные воины лишь сберегли собственные шкуры, как крысы – их верно аттестовали резиноворукие демоницы и Дух Справедливости.

Внутри у принцессы Авелилона расползалась пустота.

Она бросила потерянный взгляд на Нику. И испытала вдруг преступное, необъяснимое счастье, тут же залившее щёки пунцовой краской стыда. Он цел, он жив. Он всё ещё будет рядом. Даже если он будет и дальше рядом с Евгенией Витальевной. Даже если ничего не изменится после того волшебного и невероятного разговора в маленьком кафе. Думать об этом сейчас было кощунственно и отвратительно.

Занимался рассвет. Груз сомнительной победы давил на горло, а внутри, смывая секундную радость, зрело необъяснимое дурное предчувствие.

Пусть приспешницы Духа Справедливости пали, то был вовсе не конец. И принцесса Авелилона понимала это, хотя тогда не могла даже предполагать, какую роль сыграет вскоре в её жизни маленькое двойное зеркальце, упущенное в воды Днепра несколько дней назад.

– Нам нужно возвращаться в город.

Она считает, что сочинила меня, но я знаю точно – это не так, хоть и не мог бы поведать о том, кто меня выдумал. В моём прошлом – страшная тайна, и ныне она венчает мою голову, заключённая в костяной нарост цвета подгнившей вечности. Наихудший кошмар – постичь её вновь, потому что я уверен: это убьёт меня, кем бы я ни был, кто бы меня ни измыслил.

Я обитаю в её Внутреннем мире, и она не говорит обо мне никому. Она тоже понимает: мы делаем что-то не так. Очень юная, совсем малышка. И мы балансируем в тени её алькова на тонкой грани благоразумия, которую давно преступили, что чувствуем оба. Мы играем с этим ребёнком в любовников и слишком далеко забрели в погоне за правдоподобием и новыми ощущениями. Для неё. Я не помню своего прошлого, но знаю: я бесконечно устал от всех ощущений.

Мы заперты в этом замке и, возможно, никогда не выберемся из него. Тешимся нашими забавами в полумраке её заточения, ставшего и моим. Моим раем.

Она считает меня своим принцем – как в старых книгах и мифах, расцвечивающих её библиотеку призраками недостижимых миров. До моего появления она жила только ими, а теперь мы читаем вместе в её постели. Перед сном, вместо сна – но всегда вслух. Она говорит, что я принц, которому не нужен белый конь, и смеётся – ей очень нравится эта шутка. Дело в том, что я умею превращаться в крылатого единорога. Понятия не имею, почему. Может быть, она действительно придумала меня.

Но я не настоящий пегас, это я тоже знаю. Просто способен им выглядеть. Зачем-то так было нужно в той далёкой реальности, которую я предпочёл забыть. Зато это веселит дорогую мне девочку.

Дуэньи39 моей принцессы – а она настоящая принцесса, это только я выдуманный принц – что-то скрывают от неё (и от меня). Я чую это.

Её няньки вовсе не старухи, они красивы. И пусть я и не в курсе своего возраста, очевидно: как раз они подходят мне. Однако мы таим само моё существование, и я не хочу открываться этим женщинам, которые много лет не встречали мужчин, если вообще когда-либо их видели. Кажется, за эти годы моя малышка стала для меня самым драгоценным. Важнее целого мира – быть может, потому что она и есть мой мир – и аллегорично, и буквально.