– А сам как? – Я внимательно посмотрела на просителя: глаза вроде ясные, явных признаков болезни не видно.

– Вроде ничё, – пожал плечами мальчик.

Я дотронулась тыльной стороной ладони до его лба, тот непонимающе отпрянул.

– У тебя начинает подниматься температура, – констатировала я. – Это – не проклятье, а болезнь, которая, судя по всему, распространяется по воздуху. Сейчас, обожди.

Я подошла к Грэгу, оставляя напрочь перепуганного мальчишку у двери, и шепнула на ухо:

– Господин Тилли, похоже его брат и вся семья заболели гриппом.

– Чем? – Также тихо переспросил здравник.

– Это болезнь, которая передаётся воздушно-капельным путём, то есть при тесном общении заболевают и другие. Она характеризуется высокой температурой, слабостью, а потом – насморком и болью в горле. В нашем мире эта болезнь не такая страшная, потому что мы научились её лечить. Помните, плесневый хлеб в банке, за который вы меня наругали? Если развести его в стакане с небольшим количеством воды и добавить немного сахара, а потом в течение трёх – пяти дней давай больному по три раза за сутки, то должно помочь.

– Уверена?

– Нет, но это может помочь.

– Ладно, разводи свой плесневый хлеб, – согласился учитель.

– И ещё кое, что господин Тилли, помните маски из тряпок, что я сшила, наденем их на себя, а остальные раздадим членам этой семьи, чтобы в конец друг друга не позаражали.

Здравник кивнул.

Мы дошли минут за двадцать. По дороге на нас все оборачивались, окидывая заинтересованными взглядами, поскольку мы все трое были в тканевых масках на пол лица. Добрались. Двухэтажная старая постройка с протекающей крышей.

– Я вас не приглашаю, – послышался из-за двери усталый женский голос, и мы шагнули внутрь. Запахло затхлостью и грязными тряпками.

– Матушка я привёл мастера, – подбежал наш провожатый к измождённой женщине в старом платье. – Вот, милсдарь ученик, просил надеть, – мальчишка протянул матери сшитые мной маски.

– Мастер Тилли, спасибо, что пришли.

Говорила хозяйка медленно. Глаза у неё были покрасневшие с лопнувшими капиллярами.

– Она тоже больна, – шепнула я здравнику, тот еле заметно кивнул.

– Полель там, – махнула женщина рукой на верхний этаж.

– Сколько всего здесь человек? – Поинтересовалась я, надо же знать сколько заражённых.

– Остались я, Полелюшка и Васка, – она потрепала макушку приведшего нас мальчонки, – муж с младшими уехал в отчий дом, пока действует проклятие.

– Это правильно, – одобрила я. По крайней мере, остальных изолировали.

– Когда Полель занемог? – спросил Тилли женщину.

– Я же сказал, позавчера к вечеру ужо странный ходил, – влез в разговор Васка и тут же схлопотал от матери оплеуху.

– Вчера к заходу Полелюшку особо худо сделалось, – пояснила женщина и чуть было не навернулась на деревянной лестнице, благо здравник вовремя удержал её за локоть.

На чердаке у окна лежал ребёнок от силы лет десяти с нездоровым зеленоватым оттенком кожи. Он с трудом повернул на нас изнурённое лицо.

– Здравствуй, Полель, – мягко сказал Тилли, присаживаясь на край кровати и доставая слухательную трубу, – Дайка я послушаю твоё сердечко.

Здравник помог ребёнку задрать рубашку и прислонил раструб слухательной трубы к исхудалому детскому тельцу.

– Можно я тоже его осмотрю, учитель? – Попросилась я. Если хрипы в лёгких, значит слизь опустилась уже далеко.

Здравник уступил мне место, встав с края кровати и передал аппарат. «Мнда, средневековый стетоскоп» – повертела я в руках незамысловатое устройство и приложила его к грудной клетки ребёнка, послушала спину.

– Слизь в лёгкие ещё не опустилась, но запускать нельзя, – повернулась я к Тилли.