Его перо бегало по бумаге и скрипело, иногда оно цеплялось за шероховатости бумаги. Тогда чернильные брызги летели на бумагу, туда, где уже находились вопросы пристава и ответы подсудимой.

Лимэ рассеянно смотрел на своего помощника. Он держал в руке нож из слоновой кости и играл им.

Было видно, что речь молодой женщины его взволновала и он медлил с ответом.

Для того чтобы начать говорить – ему следовало собраться с духом. Анна не спускала с него своего взгляда, а ее глаза были красными от слез.

Бедной женщине не было более тридцати лет, а между тем она выглядела теперь значительно старше своих лет. Лоб был прорезан морщинами, нос обострился, углы губ отвисли, губы побледнели. Она так много страдала, в последнее время!

Следственный пристав невольно чувствовал, что на него устремлен этот настойчивый взгляд, полный немой, но выразительной, мольбы, отчаяния и страха.

Прошло много времени. Все упорно молчали. Наконец, судебный пристав, печально произнес:

– Я хочу вам верить, но я не могу.

Подсудимая поникла головой и ничего на это не ответила.

Следствие было окончено. Дело передавали в следующую инстанцию. Обвинение отдала приказание передать следственный протокол суду ассизов.

Заседания суда в Шато-ле-Шателе должны были начаться три недели спустя.

В городе царило лихорадочное оживление. Все были возбуждены и ждали решения суда. Не знали, как и дождаться открытия ассизов.

Рассказывали и обсуждали данные, выяснившиеся на предварительном следствии. С особенным же интересом говорили о судебно-медицинском показании ученого врача Маделора, все были единогласно согласны, что это показание будет иметь решающее значение для всего дела.

Заявление Маделора о наличии в трупе покойного Комбределя яда неумолимо констатировало очевидное преступление. В лице Маделора сосредоточились теперь и прокурор, и присяжные, и вообще, весь судебный процесс.

Вердикт зависел теперь только от Маделора!

За несколько дней до открытия ассизов, доктор Маделор увидел из окна своего рабочего кабинета, что к его дому подъехал сутуловатый старичок, тяжело опиравшийся на палку с объемистым набалдашником. Старичок держал за руку ребенка лет десяти.

Это был врач из деревни Армуаз – доктор Савиньé, друг семейства Комбределей. Он когда-то лечил фермера, во время его кратковременной болезни.

Ребенок, которого старичок держал за руку, был Жером, сын Анны Комбредель – той самой вдовы Комбредель, которую обвиняли в отравлении.

Господин Савиньи прошел через сад и позвонил в дверь.

Маделор, который узнал своего гостя, бросился сам открывать ему дверь, после чего провел гостя к себе в кабинет.

Савиньи, по-видимому, был очень взволнован.

– Чем я могу быть вам полезен, любезный коллега? – спросил доктор Маделор.

Жером высвободил свою руку из руки Савиньи и с детским любопытством стал осматривать комнату. Повсюду стояли реторты, различные медицинские и химические аппараты и склянки!

У окна, на табуретке, сидела дочь доктора Маделора. Это была девочка лет шести, которая старалась собрать из лоскутков платье для своей куклы.

Кукла лежала рядом, лицом вверх, со сложенными накрест руками.

Дети с удивлением посмотрели друг на друга. Потом, на губах Марии – так звали дочь доктора Маделора – заиграла улыбка. Это было своеобразное, робкое, нерешительное приглашение к знакомству. В ответ на эту улыбку, Жером тоже улыбнулся.

Маленькими шажками он направился к девочке, в нерешительности скользя рукой по столам, мимо которых шел. Мальчик кусал себе губы, а его щеки раскраснелись. Словом, он был очень смущен.

Мария поднялась с табуретки, взяла мальчика за руку, подвела к окну и сказала: