А если порыться, как следует, в ее поведении, то можно бы было найти очень много такого, что не делало ей чести.

Не думайте, что против нее говорили злоба или ненависть крестьян. Конечно, на свете немало злых языков. Но тут совсем другое дело: факты говорят сами за себя.

Вот, таким-то образом толстуха Клотильда Повре стала рассказывать всем, что она накрыла как-то госпожу Комбредель в тот момент, когда она, ночью, разговаривала с каким-то брюнетом, высокого роста, с длинной бородой.

Гиацинт Ледюк, мальчик из той же деревни Армуаз, сопровождавший Клотильду, утверждал, что слышал следующую фразу, произнесенную громким голосом:

– Тысячу франков… меньше недели… я рассчитываю на вас!

Кто же мог быть этот человек? Кто?

Разумеется, любовник! Дело решенное! «Она сама ответила на вопрос», – говорила толстуха Повре, не любившая болтать попусту. В противном случае, зачем было скрываться.

Когда всем в деревне стало известно, что смерть Комбределя была вызвана особыми обстоятельствами, нашелся человек, который сказал наконец то, о чем остальные только думали. Нашлись люди, вроде Ландэ, мастер ремонтировавшего экипажи, и Рудье, земледельца, которые заявили в свою очередь, что и они тоже видели таинственного человека, служившего предметом для пересудов Клотильды.

Отыскался также свидетель, некто Рикеле, торговец лошадьми.

Он рассказал, что присутствовал при ужасной сцене. Дело происходило на ферме Глориэт, а на ферму он ездил по делу, за несколько дней до смерти Комбределя. Ему нужно было переговорить с фермером.

– Я видел фермера, – сказал Рикеле, – на ярмарке в Рюминьи, на позапрошлой неделей. Он был веселее, чем обычно, и вечером выпил. Вы заметьте, что этого с ним никогда не бывало. А выпил он порядочно, так что конец, был мертвецки пьян.

Это случилось на ярмарке. А вот что случилось впоследствии.

Когда Рикеле приехал на ферму и стал было взбираться по ступенькам на крыльцо, дверь распахнулась и вышел рослый и крепко сложенный парень, лет двадцати – двадцати пяти.

Вышедший на крыльцо человек был широкоплеч, и не производил дурного впечатления. Напротив, в его внешности было что-то приятное.

– Здравствуйте, господин Жозилье! – сказал торговец лошадьми.

– А, это вы, Рикеле? – спросил молодой человек.

Торговец лошадьми заметил, что глаза последнего были красные от слез.

– Что вам угодно, Рикеле?

– Ваш дядюшка купил у меня двух лошадей на ярмарке в Рюминьи. Сегодня он обещал заплатить мне тысячу полтораста франков.

Жозилье замялся, а торговец лошадьми вопросительно посмотрел на него.

– Господин Комбредель болен, – сказал, наконец, управляющий фермы.

– И серьезно болен?

– Едва ли переживет эту ночь…

При этом Жозилье отвернулся в сторону для того, чтобы вытереть глаза ладонью своей широкой руки, огрубевшей от деревенских работ.

Разговаривающие, после этого, отошли в сторону и остановились посредине двора.

– Знаете, что я вам скажу, молодой человек, – проговорил Рикеле, – я ведь продал своих лошадей без договора.

– Ну, и что вы решили?

Купец сначала начал теребить в своих руках драповую фуражку. По-видимому, им овладела какая-то нерешительность. Оставив в покое злополучную фуражку, он начал мять в своих пальцах кожаный ремешок своего бича. И, наконец, сказал, с заметной резкостью:

– Спрашиваете, на какой сумме мы порешили? – Чай, слышали. Я, ведь, уже говорил вам. Мне нужно получить с господина Комбределя тысячу триста пятьдесят франков.

– Смотрите?

– Ну, вот еще! Будто я не знаю, что говорю!

– Ладно. Так-так, стало быть: тысяча триста пятьдесят франков, – сказал Жозилье.

При этом, почему-то по его лицу скользнула печальная улыбка.