– Отчего же не помочь хорошему человеку, а тем более родной племяш просит, – по-доброму прошептал дядька Сабур и уже в голос спросил. – Да где она сама-то?

– А в шатре. Молодила, покажись, староста Сабур тебя кличет, – крикнул Ратмир в сторону ладьи и добавил. – Пойду я, похлопочу с разгрузкой.

Он отправился к ожидавшим старцам, а из шатра показалась женщина, с головы до ног закрытая серым дорожным плащом. Ей помогли сойти по сходням на причал. Руки её были заняты. Она бережно несла большую корзину.

– Ты ли, женщина, едешь на богомолье? – обернувшись к ней, спросил староста.

– Да, я, батюшка, – тихо ответила женщина и слегка поклонилась старику.

– Кормщик сказал, что грамота царская при тебе имеется, правда ли то?

– Правда, – опять тихо ответила она и, опустив корзину к ногам, достала из поясного кошеля маленький свиток пергамента. Протянула его старосте и опять взяла на руки корзину.

Сабур принял из её рук грамоту, приметив, что руки-то не крестьянские. Не спеша развязал тесьму и медленно развернул свиток. Грамота была написана ровным аккуратным почерком, но без вычурных завитушек, чтобы мог прочитать любой мало-мальски грамотный человек. Хоть и был Сабур в годах, но зрение сохранил острое, потому и читать стал сам. А грамота гласила: «Сия жена Молодила с младенцем женского рода, царским указом направляется на богомолье в монастырь Каринских гор. Всем старостам селений оказывать дорожное содействие в жилье и транспорте. Царь Всеволод». Внизу была приложена печать царской канцелярии и подпись царского писаря.

– Не простая ты пташка, раз царская грамота при тебе, да ещё и писана на пергаменте, – серьёзно обратился к женщине староста.

А та тяжело вздохнула и ничего не ответила. Сабур неопределённо покачал головой и добавил: «Ну, раз так, будем выполнять царский указ, а остальное не нашего, видать, ума дело». Он аккуратно свернул грамотку, вновь перевязал её тесьмой и протянул молчаливой женщине.

– Эй, Миней да Машук возьмите-ка её поклажу с ладьи, да отнесите ко мне, – окликнул он двух молодых парней на берегу, а ей сказал. – Пойдём горемычная, переночуешь у меня, а завтра с обозом поедешь в монастырь.

Много повидал на своём веку старый Сабур, множество людей прошло через это селение на богомолье в монастырь, но очень немного было среди них, таких как она. Догадывался староста, что не по своей воле пустилась она в дальний путь с младенцем на руках и с такой подорожной в поясном кошеле. Сосланная она, в немилость царскую попала. Только перепутал он, не догадывался, что сослана не она сама, а именно невинный младенец стал причиной её изгнания.

Поутру с первыми петухами ожило селение Пороги. Заскрипели телеги, зафыркали лошади. Сонные мужики, лениво ругаясь, запрягали. Товары для монастыря уже с вечера были уложены на телеги, и обозу предстояло отправиться в путь с раннего утра, как только покажется Солнышко. Хороший обычай отправляться в путь с первыми лучами.

Когда всё было готово, к телеге, где разместилась Молодила с непременной корзиной на руках, подошёл кормщик.

– Вот, попрощаться пришёл, когда теперь увидимся.

– Прощай Ратмир, спасибо тебе за всё.

– Удачно тебе добраться до монастыря.

– И тебе удачи в трудах твоих нелёгких. Добрый ты человек, хорошо с тобой, – сказала она тихо и стыдливо опустила взгляд.

Оба замолчали в смущении. Он взял её руку, а она не пыталась отнять. Так промолчали они немного. Заминку их прервал окрик переднего возницы: «Готовы ли?». Весь обоз отозвался: «Готовы!». Тогда передний сотворил знамение и крикнул: «С богом, в путь, тронули!». Обоз тронулся. Сначала двинулась первая повозка, а за ней начали движение постепенно остальные. Вереница телег вытягивалась по дороге в направлении гор. Ратмир шагал рядом с телегой, не выпуская руки Молодилы.