Мама, быстро оценив ситуацию, ретировалась в кухню за половой тряпкой.

– Папа, это что? Это собака что ли! А она чья?! – сын безудержно подпрыгивал вокруг щенка, не решаясь притронуться к нему.

– А это девочка или мальчик? А как его зовут?

– Я еще не знаю. Мы сами придумаем имя этой малютке.

– Папа, а она кусается? – спросила дочь, несмело протягивая руку к вишневой шерстке, – ой, какая гладенькая, хорошенькая.

– Сын! – обратился отец, – это тебе подарок к юбилею! Выращивай и воспитывай. Ты теперь как маленький принц, ответственен за тех, кого приручаешь.

В нашей семье практически все совы. К одиннадцати вечера я уже вообще никакая и падаю, где придется. Я не понимаю, что можно делать до полуночи и дальше до двух или даже до трех часов. Но у них всегда находились какие-то дела. Больше всего я не выносила запаха лака для ногтей. Когда мальчики отправлялись все же спать, женское население садилось за обеденный стол в большой комнате напротив друг друга и выставляло из стенки бесконечное количество резко пахнущих цветных бутыльков.

Отвратительнейший летучий запах забивал мои ноздри и вызывал эротические галлюцинации. В короткий промежуток сна я видела его немигающий взгляд. Он как будто из глубины зрачков выбрасывал лассо и затягивал на моей шее петлю вожделения. Его шерсть на загривке поднималась дыбом. Меня начинало потрясывать. Лапы неподвластно мне выбивали такт согласия, и… я просыпалась.

Я знала, что могу встретить его каждое утро. На карьере. В глубине темной аллеи кустарников. Наша первая встреча произошла именно там. Хозяин не знает этой моей тайны. Я её боюсь настолько, насколько я желаю её.

Каждое утро, не взирая на время года и на погодные условия, мы с хозяином делаем утреннюю пробежку. Нет, это не та пробежка, которой однажды возгордилась Рона, пробежав с её Алексеем десять метров по прямой. Если бы их дуэт присоединился к нашей паре, объем крупа сладкой парочки резко уменьшился.

Мы стартовали сразу от подъезда. На углу дома в околопомоечном пространстве я решала дамский вопрос и еще два раза на маршруте присаживалась оставить информацию. За трамвайной остановкой на площадке перед киосками стоял списанный вертолет. Возле него зимой и летом паслась стайка человекообразных в облаке винных паров. Они жадно закачивались пивом. Серо-голубой вертолет, наверняка, приносил им в подарок вместо эскимо ящик пива. Что с ними становилось потом, я никогда не знала – вечером мы «тусовались» в местном подворье. Хозяин знал мой негативную реакцию и всегда укорачивал поводок. Я всё равно успевала воспользоваться демократическими переменами в стране и послать пьяной компании пару обвинительных фраз.

«Черри, прекрати! Твой лай не снимет похмельного синдрома».

«Вперед!», – хозяин отстегивал поводок от ошейника и давал свободу выбора пути навстречу лесной зоне карьера.

Я мчалась по тропинке через сосновый оазис, далеко забегая вперед. Свежий воздух бодрил. Мышцы подтягивались и требовали нагрузки. В этот утренний час пространство

благоухало свободой. Я вылетала на пригорок и резко останавливалась. Легким прыжком поднималась на задних лапах, чтобы увидеть силуэт приближающейся фигуры хозяина.

Я чувствовала себя охотницей. Амазонкой карьерных прерий. Нимфеткой в страстной любви к жизни. Я продолжала свой бег, связывая линии движения в бесконечность радости. Небольшое карьерное озерко матовым бризом поглаживало свои берега. С ранней весны до глубокой осени, меняя свое настроение, оно принимало разгоряченного бегом хозяина. Я не была одержимой водными процедурами. Я вымеряла периметр ринга безопасности. В любую секунду способна была принять бой, защищая хозяина. Не было такой силы, которая могла бы мне противостоять.