Границы территорий, заселенных осетинами на юге проходили с востока по области, именуемой Мтиулетией, вплоть до города Душети, с запада простирались до Сурама и Рачинского уезда Имеретии. Северными окраинами осетинских земель на момент воцарения императора Николая I были санкционированное Ермоловым осетинское поселение у Ардонского поста и аулы Дударовых на правом берегу Терека.[49] Помимо этого на севере также существовали анклавы осетин-переселенцев в Моздоке. Д. Лавров оценивает численность осетин, проживающих в районе Моздока в 1820-е гг., в 1 200 чел.

Нападение персидских войск на южные рубежи Российской империи и разрушение Гюлистанского мира стало полной неожиданностью и серьезным испытанием для взошедшего на российский престол императора Николая I. Воцарению нового императора предшествовал правительственный кризис, вылившийся в вооруженное восстание, и партия войны при персидском дворе, возглавляемая наследником Аббас-Мирзой, решила воспользоваться моментом и отвоевать отошедшие русским по Гюлистанскому миру земли. 19 июля 1826 г. Эриванский сардар с большими силами напал на российский пост вблизи урочища Мирак и вторгся в пределы Закавказья на территорию Карабахского и Талышского ханств. Ермолов сделал в своем дневнике следующую запись: "Из сего происшествия явно было нарушение мира прежде обдуманное, но отнюдь не самовольный поступок сардаря Эриванского, как то поняло министерство наше. Итак с сего времени начинается война с Персиею!"

Весть о вторжении Аббас-Мирзы в пределы империи застала Николая I в момент приготовлений к церемонии коронации. Уже первое письмо нового императора главнокомандующему на Кавказ в ответ на реляцию о начале войны говорит о склонности Николая I возложить вину за нападение персов на Ермолова. И это несмотря на частые сигналы о готовящихся персидской стороной военных действиях со стороны Ермолова в Санкт-Петербург. Николай I писал: «С душевным прискорбием и, не скрою, с изумлением получил Я ваше донесение от 28 июля. Русских превосходством сил одолевали, истребляли, но в плен не брали. Сколько из бумаг понять Я мог, везде в частном исполнении видна оплошность неимоверная: где предвиделись военные обстоятельства, должно бы было к ним и приготовиться».[50] Генерал А. А. Вельяминов комментировал эту ситуацию следующим образом: «Донесениям Алексея Петровича насчет расположения персиян к войне верить не хотели. А теперь обвиняют его».[51]

В конце своего письма к Ермолову Николай I сообщал: «Я посылаю вам двух вам известных генералов – генерал-адъютанта Паскевича и генерал-майора Дениса Давыдова. Первый – Мой бывший начальник пользуется всею Моею доверенностью: он лично может вам объяснить все, что, по краткости времени и по безызвестности, не могу Я вам письменно приказать».[52] С этого момента в командовании войсками и административном управлении краем начинается период двоевластия.

10 сентября И. Ф. Паскевич прибыл в лагерь русских войск, расположенный у Елисаветполя, и фактически вступил в командование с титулом «командира войск кавказского отдельного корпуса, под главным начальством генерала от инфантерии Ермолова состоящих». Интрига Паскевича против Ермолова и распря между двумя военачальниками стала отдельным сюжетом начавшейся войны. Однако, несмотря на неопределенность в командовании, военная кампания для русской армии сложилась крайне удачно. Уже первое значительное сражение под Ганджой (Елизаветполем)[53] 13 (25) сентября 1826 г. закончилось разгромом персидской группировки. Дальнейшие действия русских имели только наступательный характер.[54]