Он наклонился вперёд, положил Кровли руку на плечо и заглянул ему прямо в лицо:

– Я настаиваю на том, чтобы вы выбирали сами.

– Хорошо, только не надо краснеть глазами, господин крылатый.

Тони слегка удивился. Кто это разозлился? Он, Тони Эшберн?

– Тогда я выбираю Мирминелль, – обернулся к руководителям Кровли, как только Тони убрал руку и отодвинулся.

Бренган и оба руководителя по разу глянули на Тони, помолчали, чтобы дать ему время сказать своё "нет, а я бы вон ту взял" и начали излагать мысли в защиту других актрис. Со сцены только что неслись в кучу сливающиеся мысли и фразы, но ни одной из женщин это в вину не вменялись. Послушать бы им всем, как очаровывал одним голосом Роджер Кардиф. Сердцеед, сердцеед! Лучшему мечнику приписывали хитрость, мистический магнетизм и власть над женскими душами, но Тони всего этого не помнил. Он лишь знал, что никогда не забудет того, как отец разговаривал с окружающими обоего пола: то музыкально, то нарочито монотонно или глухо, то погружал в особую атмосферу голосом глубоким и хриплым, привлекал внимание, пользуясь понижениями и повышениями тона, насмехался лаская, привлекая, шепча. Он говорил то изумительно чётко, то отчаянно тягуче. И всегда всё к месту, красиво, ярко, со вкусом. Он мог превращать свою речь в самую малоинтересную и тривиальную. Но только тогда, когда действительно хотел этого. Вот уж кому на сцене самое место!

Обсуждение тянулось и тянулось. Тони, было, влез со своей мыслью о том, что дамочкам не мешало бы прежде подучиться работать голосом, но ему только пообещали отдельно позаниматься с выбранной на роль. И на этом всё. Отмахнулись. Поток мыслей опять вернул Тони к Чайне Циан. И на дно его было не утащить, но и выплыть Тони не мог. Хотел увидеть жену.

Раньше он хотя бы мог надеяться вызвать её ревность. Верить, что где-то в глубине её горячего тела и холодного сердца есть хоть какая-то тревожность. Она просто обязана была там быть, эта тревожность. А сейчас даже стремиться к этой игре незачем. Ответ и так ясен – ей плевать. Причём, как должно быть плевать, так и есть на самом деле. И даже увидеться не удастся. И вернуть всё назад не выйдет. И, чёрт возьми, при следующей встрече она вполне может оказаться эрцеллет-принцессой Адморской.

– Что с тобой случилось? – шёпотом спросил Дэниел. – Никогда не видел тебя таким мрачным и злым.

– Пройдёт.

– Зовём Мирминелль, – обернувшись к Тони и Дэниелу, предупредил Кровли. – Свой шанс сказать "нет" ты упустил.

– Зовите.

Джаскони подошёл к сцене и обратился к вышедшей девушке:

– Вы прекрасны, Мирминелль. Но хозяин театра сомневается. Не могли бы вы показать нам характер, противоположный тому, что вы представили? Если вам требуется время, чтобы посмотреть текст, мы готовы вам его дать.

Мирминелль очевидно заволновалась. Выходя на сцену, она была уверена, что контракт с Ганведеном у неё в кармане, а теперь вожделенную бумажку вырывает у неё из рук некто неизвестный.

– Я никогда не учила чужих текстов, – прозвучал не низкий, чистый, но определённо грудной женский голос. – В моём прежнем театре это считалось плохим признаком.

Джаскони обернулся к Вольфи-Рарису.

Тони поднялся со своего места и пошёл к сцене. Вспрыгнул на подмостки и приблизился к Мирминелль.

– Я помогу вам настроиться. Представьте, что я – безжалостный убийца, – Тони убрал чёлку от лица, собрался и принялся ощупывать взглядом фигуру актрисы. – Но вы – тоже. Вы делали это не раз. Я – ещё чаще. Вы могли бы остановить меня, но вам это было невыгодно. А теперь я перешёл вам дорогу. Я опасен для вас, но ещё не знаю о том, что мешаю вам… Что вы должны при этом чувствовать, как думаете? Смотрите на меня. Мы подождём, когда вы поймёте это и сможете отобразить. Только умоляю – не говорите ни слова. Вам не сказали, но хозяина смущает ваша неспособность красиво подавать звук.