Их большой любимый дом, где у каждого таились свой мир и своя драма. Где даже стены пропитались десятилетиями семейных преданий. Потайные места, сквозняки, открытые балконы со слегка колышущимися занавесками и шкафами, таящими на запыленных полках старые вещи.

Анна Ивановская, гимназистская подруга Веры, поражающая зло подвывающей силой при первом же взгляде на нее, ворвалась в гостиную и с размаху плюхнулась на тахту. При сравнении ее с младшей Валевской можно было бы сразу сделать вывод, что Ивановская куда более «эмансипе», хотя мыслили приятельницы, столько времени проведшие бок о бок в закрытой муштре старого режима, аналогично в данном вопросе. Черное, без каких-либо украшений платье и простейшая прическа, так свойственная прогрессивным девицам того закрученного времени, выполняли свою функцию предоставлять на обозрение озлобленную направленность хмурого взгляда Ивановской и выгодно для Веры отличали ее от щебечущих ерунду охотниц за кавалерами.

Анна не показывалась в учебном заведении уже две недели, и Вера, тщетно закидывая ее письмами на лощеной бумаге, понятия не имела, чем вызвано подобное отступничество. Неприятными догадками всплывали обрывки мыслей, что папаша Анны, промотавший все алкоголик, грубый с женой и дочерью, но панибратствующий с сыном, которого считал бесценным даром в силу врожденных половых особенностей, учудил что-то в своем излюбленном стиле.

Неспокойствие Анны неприятно ужалило Веру. Мрачная одержимость сулит крах.

– Где же ты была все это время? – спросила Вера, не уверенная, с какого края подступиться.

– Он довел ее, – отчеканила Анна. – Довел до края. Швырял в стену, а я набросилась на него со спины.

Первичный всплеск радости у Веры окончательно сменился опасливым ожиданием.

– Из-за этого ты не появлялась на учебе?

Анна сощурила глаза.

– Он мне запретил. Дражайший папаша вдруг возомнил, что мне непременно надо замуж. Сейчас же, немедля. Что я слишком, дескать, образованная, чтобы найти партию! Да я их всех на дух не переношу, будь они прокляты! Насмотрелась на счастливый брак и изнанку, по горло хватит. Он держал меня дома, пригрозив лишить тех крох наследства, которые мне полагаются, в случае непослушания. Хоть я и презираю этого типа до изнеможения, но получить от него за поруганное детство какую-никакую компенсацию было бы делом благородным. Но это все ерунда. Если бы не мать, я тотчас бы ушла из дома и продолжила образование несмотря ни на что. Но ее я бросить не могла.

– Наши матери похожи в чем-то.

– Твоя хотя бы пытается брыкаться, моя же полностью лишена крупиц воли. Поэтому волю пришлось проявлять мне. Понимаешь, с каждым годом он все более дуреет. Уже в том году я чувствовала, что грядет нечто непоправимое. Ее семья не хочет ее обратно. За мужем – так и не приходи обратно с жалобами. Дела не будет, – Анна в бешенстве хмыкнула.

Такой – говорливой, несдержанной, злоязычной по – темному, а не пластично, как Полина, эта девушка бывала лишь с Верой – единственным человеком, с которым у нее возникло сродство и общность интересов. Вера понимала корень цинизма Анны и не осуждала ее за враждебность к человечеству, допускающему бесчинства. Вере, напротив, льстило, что эта замкнутая и для многих неприятная отсутствием привычных девчачьих ужимок девушка с ней проявляет откровенность.

– Накрылись мои высшие курсы… Накрылось будущее. Он все угробил. С самого начала от него лишь разрушение и несчастье, – Анна в мрачном нетерпении поднесла большой палец к губам.

– У меня есть некоторые сбережения.

– Брось. Все кончено для меня. Валяется мой дражайший папаша в углу с пробитой головой.