Я перевела глаза на Светку. Она, подавшись вперед, с интересом смотрела на нашу хозяйку, которая почему-то расстроилась и даже побледнела. Кукушка соскочила на стол и тоже вела себя странно: задрав пеструю головку, она подбоченилась крылом и торжествующе сверлила глазами свою тетушку. В чем дело?

Надо сказать, что все забыли про Сашку, который уже давно сидел молча, отчаявшись что-либо понять, и только дико таращился. Просто разговор получался страшно увлекательным! Не выдавалось ни одной паузы, чтобы объяснить Иноземцеву суть узнанного нами. К тому же появились новые загадки! Сашка резко выпрямился, стукнул кулаком по столу и заорал:

– Вы что, с ума все посходили?! Хотя Ваш братец, Секлетея… м-м-м, извините, забыл! Так вот, как у него могла быть дочь – птица? И почему этот старый Силыч захотел жениться на кукушке?! У нас есть сосед по лестничной площадке, Николай Иваныч. Ему всего пятьдесят пять лет, и он одинокий. Но я точно знаю, что даже у него невеста нормальная, пенсионерка с четвертого этажа, а не молодая девушка. И не может быть кукушке шестнадцать лет, они столько не живут! И почему уже солнце светит?! Так не бывает…

– Ах, Санечка, – нежно прошептала Светка и потянулась, – а чтобы мы, люди 21 века, встретились с купеческой вдовой из 19-го и были у нее в гостях – так бывает? Чтобы кукушка разговаривала – это нормально? Ну, скажи!

Иноземцев повесил голову. Я решила взять инициативу в свои руки и приступить наконец-то к объяснению загадок – сначала для Сашки, а потом и для нас с подружкой.

– Понимаешь, Саня, на самом деле Мавруша – не птица, а девушка, – проговорила я осторожно (уж очень неважный вид был у нашего друга, просто обалделый; как бы мальчишка не спятил ненароком!). – И она действительно племянница Секлетеи Потаповны. Просто кукушка для своей тети – то же самое, что для нас – Кирилл. И Секлетея Потаповна с Маврой прибыли сюда из своего времени – 19 века, потому что…

– Потому что Нелживия – одна страна на все времена, и люди из разных эпох попадают сюда, чтобы найти свою правду и отказаться от вранья, – выпалила Светка.

Иноземцев обрадованно кивнул, и в глазах его мелькнуло понимание. Он откашлялся и обратился к нашей хозяйке:

– Так это значит, что Вы тоже…

Женщина махнула рукой и, улыбаясь, проговорила:

– Верно, дорогие гостеньки! Ишь ведь, как вы быстро разобрались! А я, признаться, когда сюда попала, чуть умом попервости не тронулась. И Маврушку свою не сразу признала в новом-то обличье. А как жутко летели мы, ох… Очнулась я, смотрю – вроде у себя дома. Обрадовалась, думаю: сновидение мне страшное Бог послал за грехи мои. Давай племяннушку звать, потому как только перед этим ее ругала за непокорство воле отцовской. Надо, думаю девку вразумить наконец, да и день свадьбы назначить, а то ведь Петр-то Силыч уже и серчать на меня начали. Что ж ты, говорит, с глупой девкой справиться не можешь?

– А Вам очень надо было справиться? – угрюмо осведомилась Ковалева.

– Знамо дело, надо! Я ведь вдова, в делах-то купеческих не смыслю ничего, а жених Маврушин в ожидании ее руки-то все управление в лавках на себя взял, помогает нам, сиротам… Мне ведь еще предстоит сынка моего, Порфишу, в люди вывести. А с каких доходов, если в лавках порядка не будет? Вон, видели, как дом-то наш обветшал, облупился весь…

Сашка высунулся вперед:

– Вы погодите про дом. Вот прилетели Вы сюда, стали звать Мавру…

– Да. Зову ее, зову. И тут слетает сверху, из часов, кукушка – живая! – а была-то там деревянная, и кричит: «С прибытием Вас, тетушка любезная!»

Тут я, признаться, опять сомлела со страху, не знаю сколько в беспамятстве пролежала. Вдруг чувствую, будто под дождем стою. Глаза открываю, а рядом на полу эта же птица сидит, перед ней чашка с водой, и она мне из нее в лицо крылом водицей брызжет. Ну, думаю, не иначе как конец мне пришел, и я уже на том свете. А сейчас всякие страсти загробные последуют за мои грехи…