– Привет, бедолага. И от нас ты ушел, и от шторма уберегся, а тут почему-то помер… да ещё в такой странной позиции…

Пролежав ещё с минуту, Алекс попытался придать себе более-менее вертикальное положение. Поднялся с трудом, все тело ломило, переработавшие мышцы набухли и болезненно отзывались даже на самую небольшую нагрузку. Стоять пришлось согнувшись в три погибели, но ползать на коленках капитану почему-то не захотелось. Он подобрался к трупу, осторожно попытался отстранить его от иллюминатора и увидел, что из груди покойника торчит заостренный металлический обломок, впившийся в стенку камеры и покрытый запекшимися сгустками крови.

– Так это, наверное, шторм тебя так подвесил, – сообразил Алекс. – И как же ты с железкой в груди сюда забрался?

Придумывать варианты ответа смысла не было. Алекс оттащил мертвого к выходу и снова лег. Повалявшись немного, он ощутил желание пить, да и поесть было бы весьма кстати.

Сухой паёк лётчика весьма скуден. В маленьком пластиковом поддоне Алекс обнаружил четыре галеты, плитку горького шоколада, два ломтика хлеба, небольшой кусок спрессованной ветчины, пакетик соли и тюбик с апельсиновым соком. Как говорится, не густо, но и не пусто. Слегка перекусив, чтобы приглушить голод, он тщательно упаковал остатки продуктов. И уселся к иллюминатору.

Иллюминатор услужливо показал Алексу океан – тревожимая слабенькими волнами водная поверхность и более ничего. И что, вот так вот тупо сидеть и ждать пока хоть кто-нибудь меня найдет, размышлял Алекс, вглядываясь в даль. Вот если бы как-то дать знать о себе… Постой! А что если… Встрепенувшись, он подскочил к покойнику и принялся рыться в его карманах. В них нашлись: записная книжка; непонятно каким образом оказавшаяся у летчика противопехотная граната и, о счастье, портативный спутниковый коммуникатор! Радости Алекса не было предела. Он предусмотрительно спрятал гранату в карман, а затем на лицевой панели коммуникатора нажал кнопку, под которой мелким шрифтом было подписано: «Power». Индикатор электропитания прибора часто замигал бледно-жёлтым, на пару секунд позеленел и… потух. Такого отборного мата океан не слышал, наверное, со времен славных флибустьеров… После нескольких безуспешных попыток включения коммуникатор, срикошетив от стенки камеры, угодил рассвирепевшему Алексу в плечо. Новая непечатная тирада сотрясла воздух.

– И за что мне всё это? – уныло спросил Алекс в пустоту, когда злость на бесполезный прибор сошла на нет.

…Желтое словно лимон солнце вышло в зенит. В тесном замкнутом пространстве спасательной камеры становилось душно. Отстегнув заслонку входа, Алекс устроился на полу и вдыхал терпкий запах океана. Хотелось пить – так бывает почти всегда, когда знаешь, что питьевой запас ограничен. Неожиданно нахлынули мысли о довоенной жизни. И чего мне только не хватало?! – удивлялся капитан. Сейчас мог бы иметь семью, детей. Хотя, может оно и к лучшему, неизвестно, как всё сейчас повернется, ни к чему было бы детям оставаться без отца. Тпр-р-р-у! Что это за мысли такие? Ты, капитан, помирать собрался что ли? Нет, ты еще потрепыхаешся немножко – годиков тридцать-сорок… А может быть, женись тогда, не оказался бы сейчас здесь, не болтался бы посреди этого чертова океана? Отставить, капитан! Всё у тебя будет! Все у тебя хорошо! Вот только пить сильно хочется… Эх, сейчас бы пивка… темного… хол-л-о-о-одного… Наливаешь, а оно шипит, пенится – красота. Пьешь сначала крупными глотками, а после половины кружки на мелкие переходишь… Люблю темное… но и от светлого сейчас не отказался бы… Так, хватит о прекрасном, а то сам себя до помешательства доведу – мазохист хренов!