– Я не хочу играть с огнем. Здесь есть пламя разной интенсивности, в том числе и такое, к которому лучше не подходить слишком близко, если не хочешь обжечься.

– Не перепутаете ли в итоге свет с пламенем? – проворковала она с легким оттенком насмешки, за которым скрывалась растущая неуверенность. Ее губы были слегка приоткрыты, посылая Норману непреднамеренные, но по сути своей однозначные эротические сигналы, а тонкие руки нервно играли с бокалом вина, не решаясь поднять его или нет…

Она не заметила, как шарф соскальзывает с ее плеча и повисает на сгибе руки.

Норман чувствует, что в горле пересохло, и одним махом допивает свой бокал красного вина. Его глаза, как взгляд змеи на желанного кролика, не отрываются от ее декольте и слегка обнаженной груди.

Томми Шелтер смотрит на это с растущим беспокойством. С одной стороны, он не верит в непреднамеренность того, что леди Роуз выставила свои очаровательные и классически красивые плечи полностью обнаженными, а прекрасно вылепленное основание упругой и полной груди сделала видимым, но с другой стороны, он не хочет ни в чем ее обвинять. Судорожно он думает о Еве, а затем снова о Джессике Уайлдер, и в этом сравнении не приходит ни к каким выводам. Но это лишь своего рода бегство от собственных чувств. И он немного обижается на Нормана за то, что тот не сбежал, а, наоборот, воспользовался ситуацией.

Тем не менее, он испытывает настоящую злость от того, как Норман заигрывает с этой леди Кенсингтон, с которой он познакомился всего полчаса назад, просто потому, что в тот день он поссорился с Евой Чепмен. И все же он ни за что на свете не может сказать, что эта женщина бросает вызов его другу. Она ведет себя сдержанно, но не высокомерно и не пренебрежительно. Он также не может всерьез заподозрить ее в каких-либо намерениях по отношению к Норману. Все-таки ему кажется, что он чувствует что-то, чего не осознает.

Томми – насквозь инстинктивный человек. Норман однажды сказал ему: «У тебя нюх на все, что касается меня, как у охотничьей собаки. Если тебе кто-то не нравится, значит, он и в моем отношении не благонамерен; а если нравится, то, скорее всего, тот и в отношении меня имеет благие намерения».

Его чувства настраивают его против этой леди Кенсингтон, но он не может сформулировать конкретное подозрение, и, несмотря на весь свой гнев по поводу поведения Нормана, он даже может как-то понять его. Однако он вынужден признаться себе, что его противоречивые чувства должны быть связаны с его дружбой как с Евой, так и с Норманом. Если его друг расстался с Евой полностью или только на время, то, с одной стороны, его не касалось, флиртовал ли Норман с такой красивой женщиной, как леди Кенсингтон. С другой стороны, он признался себе, что эта женщина с ее обширными связями и отношениями может оказаться весьма полезной для них обоих и их работы.

Просто внушает ли он себе это, потому что она так сильно влияет на друга? Может быть, желание было отцом мысли? И какое именно желание? Или это было просто любопытство, как сложатся отношения Нормана и Евы или леди Роуз, а в конечном счете и его самого?

Если бы Норман мог читать все его мысли, он наверняка снова упрекнул бы его, как делал это уже много раз:

– Ты сам спокоен, Томми. Но у тебя есть прискорбная наклонность разделять свои чувства до мельчайших деталей, и в результате из всех разрозненных ощущений тебе нельзя собрать сильного, большого, цельного чувства. Ты даже не представляешь, как в результате многое упускаешь! Слишком интеллектуален ты, мой друг! А интеллектуальность и чувства мешают друг другу!