– Их было не более десяти человек, так что ты нагло врешь, – возразил оруженосец.

– Тебя никто не о чем не спрашивает, – оборвал его священник.

– Что ты, дочь моя можешь сказать об этом человеке? – Спросил он служанку.

– Это Пьер, оруженосец при помощи колдовства склонил меня к интимной близости.

– Неправда я всю ночь проспал, ток как выпил много вина и не на что не был способен, – возмутился допрашиваемый.

– Так ты не отрицаешь того, что сказали эти примерные прихожане?

– Нет, но колдовством я никогда не занимался.

– Твое мнение никто не спрашивает. Свидетели показали, что имело место колдовство, и в свете открывшихся фактов ты завтра на рассвете будешь сожжён на костре, – вынес приговор святой инквизитор.

– Все могут быть свободны, – отпустил он свидетелей, – а ты, палач можешь немного потешиться, но только до утра он должен быть живой, что – бы очистить душу в огне, – с этими словами он вместе с писарем покинул помещение.

Мастер прыток остался наедине со своей жертвой. Он снова взял в руку раскаленный прут и подошел к оруженосцу.

– Сначала погрею тебя огоньком, а потом вырву по одному ногти, да и глаза тебе не к чему и без них тебя завтра поджарят, – приговаривал он примериваясь, куда бы приложить железный прут.

Палач за свою долгою карьеру никогда не видел, чтобы жертва сопротивлялась, обычно узники только при виде раскаленного прута молили о пощаде и поэтому он потерял бдительность, он крепко привязал руки оруженосца к крюкам в сиене и оставив ноги свободными. Пьер незамедлительно воспользовался этим промахом: подтянувшись на руках он резко закинул ноги на плечи мастеру пыток, и не смотря на сильную боль в кистях и от прислоненного к боку раскаленного железа, как ножницами свернул своему мучителю шею, раздался хруст ломаемых шейных позвонков, и мертвый палач упал на каменный пол.

В комнате пыток пахло горелым мясом, сладковатым запахом гнили и мочи. Никто так и не вошел в камеру на стук упавшего тела, шло время, факел горел все тускнея а потом моргнул и погас, помещение погрузилось во тьму.

Оруженосец, чтобы веревки не сильно резали руки встал на ещё теплое тело и стал ждать рассвета. Закрыв глаза, он незаметно задремал, ноги подкосились, веревки врезались в руки, и сержант проснулся, вновь встал на уже остывший труп.

Открыв глаза он с удивлением обнаружил вновь горящий факел, теперь он горел без копоти. В его свете он увидел мужчину, сидевшего на табурете и внимательно его разглядывающего.

Посетитель был красив неземной красотой. Правильные черты лица, темные глаза под ровными дугами бровей, черные волосы спадают на плечи, небольшая бородка и усы. Ему можно было можно дать около тридцати лет. Одет скромно, но со вкусом: темный сюртук из бархата, маленький стоячий воротник, застегнутый на жемчужные пуговицы, золотая цепочка гармонично смотрелся на темном фоне, костюм подчеркивает гибкою фигуру посетителя. Черные брюки обтягивают ноги, обут в сапоги из тонкой кожи выкрашенный в черный цвет. На голове бархатный также черный берет с большим белым пером. На тонких, холёных, пальцах блестят драгоценными камнями два перстня.

Увидев, что Пьер открыл глаза человек широко улыбнулся, изобразил ладонями аплодисменты

– Браво, браво! Впечатляет, ловко ты его успокоил, одними ногами, – восторженно воскликнул он, – вот такие бойцы мне и нужны.

– Что угодно господину? – С удивлением спросил оруженосец.

– Не мне, мой друг, а тебе, – прозвучал ответ, и мужчина продолжил, – жить хочешь?

– Кто же не хочет, ваша милость, – с надеждой спросил молодой воин.

– Хорошо, но в таком случае будешь выполнять мои так сказать небольшие просьбы, без возражений.