– Ты наверное, колдун, – задумчиво спросил он.

Тот только усмехнулся в ответ, убрал нож в ножны, закрепленные на запястье, поставил на стол перевернутые кубки, налил только себе.

– А мне? – Спросил кузнец, пододвигая к Пьеру свою посуду.

– А ты заплатил за вино? – Спросил тот, и обратился к женщине:

– Твой муж должен мне ещё за два кувшина.

Женщина аж подпрыгнула с табурета, куда она только что села от возмущения.

– Ничего он тебе не должен, достаточно того, что колдовством выманил у нас все деньги, гореть тебе в божественном огне, – с этими словами она с невиданной силой выдернула из – за стола Мартина и поволокла его к выходу.

Время перевалило за полдень, а воин все ещё сидел на своем месте, лениво пил кислое вино, отщипывая черную лепешку, скатывал из ней комочки и кидал их в рот.

После заказа очередного кувшина Марта сказала:

– Господин ещё не заплатил за выпитое.

На что оруженосец выложил на столешницу один серебряный:

– Этого достаточно?

– Да, но еще молодой воин должен за комнату в который он проспал всю ночь.

– Но девушка сказала, что оплатила комнату? – с возмущением сказал Пьер.

– Она заплатила только за один час, с вас еще три серебряных су.

Воин понял, что от него просто так не отстанут и выложил требуемую сумму. Служанка принесла ещё вина. Зал трактира был все ещё пуст. Оруженосец несколько раз выходил во двор справить нужду. У коновязи чужих лошадей не было, кроме его лошадей, которые жевали сено.

В какой – то момент, после очередного кубка шея не выдержала тяжести головы и уронила его на залитый, засыпанный объедками стол. Пьяный сержант захрапел.

                  ГЛАВА 2

“От сумы и тюрьмы не зарекайся”, народная пословица.

Пробуждение было невероятно жестоким. Проснулся он оттого, что кто – то вылил на него ведро холодной воды. С трудом открыв глаза и осмотревшись оруженосец обнаружил себя привязанным в виде Иисуса Христа к вбитым крюкам каменной стены, одежды на нем не было, кроме коротких штанов. Напротив, него стоял человек тоже обнаженный по пояс, в кожаном фартуке и маске в виде конуса с прорезями для глаз, на ногах деревянные башмаки. Он же и вылил на Пьера воду.

Помещение представляло собой небольшую комнату слабо освещенную воткнутым в подставку чадящем факелом. По стенам на крюках развешаны различные пыточные приспособления, ножи топоры, пилы, молотки., в противоположном углу небольшая жаровня над ней вытяжное отверстие, на углях которой лежат раскаленные до красна прутья.

Низкая дверь открыта, в прием видна часть темного коридора. У двери небольшой грубо сколоченный стол, за ним на стуле сидит молодой священник. На столешнице стопка желтых листков бумаги, чернильница, в ней гусиное перо. Возле него стоит другой служитель церкви, в которым сержант узнал святого инквизитора, ужинавшего в таверне.

– Вот он и пришел в себя, святой отец, можете спрашивать его о чем хотите, – С удовлетворением в голосе произнес палач, – а если будет противиться мы его подогреем.

Это был человек небольшого роста чуть выше Пьера, но шире в плечах, открытые участки тела покрывала густая черная шерсть, длинные руки свисали почти до колен, ладони небольшие лопаты.

Он подошел к жаровне, взял один из прутьев и поднес его к лицу оруженосца, от него пахнуло жаром. Пьер невольно отклонился.

– Не трогай пока, успеешь ещё натешиться, – проговорил сиплым голосом инквизитор, – надеюсь он добровольно ответит на интересующие нас вопросы.

– И что я такого сделал? В чем провинился перед церковью, – просипел молодой воин, облизывая пересохшие губы.

На сером лице инквизитора, фанатически блестели черные глаза,