– Но предательство шло по пятам. Император приказал перебить всех ниенцев, прибывших на свадьбу – всех, кроме Таны, ее фрейлин и служанок. Но благодаря Счастливой Судьбе многим удалось бежать. Я шел впереди и разрывал магические преграды на нашем пути.

– Шел? А ваши лошади? Вы чего, оставили их в подарок Гиеру? Или явились в Златоград пешком?

– Было слишком много гостей, в дворцовых конюшнях для них не нашлось места, мы поместили коней и мулов под присмотром слуг в городе. Мы быстро добрались до них. Эдуард, Лиам и наша свита, из тех, кто уцелел, помчались вон города. И тут я только понял, что кто-то вскочил на моего скакуна. А в конюшне больше не осталось ни одной животины.

– Странная история, не находишь? Сам посуди: кто-то погиб во дворце во время нападения. Лошадей должно было оказаться больше, чем людей. Так ведь?

Отец покачал головой.

– У тебя острый ум. Я сам никогда не задавался этим вопросом. Мне казалось это незначительным…

– При разоблачении убийцы незначительных деталей не бывает.

– Возможно, они разбежались, когда беглецы в панике выводили своих неоседланных скакунов. Не знаю. Крон выведывал у всех, кто уцелел, что и как там случилось, но я не заглядывал в его отчеты. В тот миг я знал одно: меня бросили. Все. Все, кроме Лиама. Заметив, что меня нет рядом, он повернул коня и помчался назад. На мою и свою беду, он не сумел мне помочь – его убили, прежде чем он до меня добрался. А меня захватили в плен и лишили Дара. Через несколько дней я очнулся на земле за воротами Златограда, а тело Лиама было привязано к какой-то кляче. Я двинулся в Ниен. Я шел несколько дней – магик, лишенный Дара, везущий своему отцу и своей матери тело их любимого сына.

– Почему ты думаешь, что он вернулся за тобой? Может быть, он был не так проворен, как остальные, и его схватили, как тебя, когда он удирал.

– Эдуард рассказал, что Лиам повернул назад. И я слышал его крик, когда бежал вслед за остальными. Он звал меня по имени и был совсем рядом.

– Или тебе послышалось.

– У магиков особый слух.

– Ладно, верю.

Я смотрел на надгробие, и мне казалось, что мрамор светится в отблесках магических огней. Я вдруг подумал, что если бы Лиам не погиб и спас Кенрика, то я бы не появился на свет. И Мэнди тоже. Лиам жил бы с Ларой дружно-недружно, наплодил бы своих детишек. И войны бы не было – Кенрик Магик (уже не мой отец) разметал бы войско Игера еще на подходе к Гадючьему перевалу. Игер откупился бы за убитую свиту, и Колесо Судьбы покатилось бы дальше. Весь вопрос – куда.

– Кто его убил? – спросил я. – Кто нанес смертельный удар?

Я положил свою руку поверх стальных пальцев Кенрика.

– В Ниене об этом никому не известно. Знаю только, его убил сильный магик. Лиам был магиком-эмпатом, обычный человек в схватке не мог его одолеть. Скорее всего, удар нанес сам магистр Брин – он возглавлял тогда Дом Хранителей Златограда, он придумал лживый договор с ничего не значащими подписями, и ему по силам было справиться с Лиамом. Но вот что я тебе скажу: когда меня пытали, когда мне в руки забивали Персты Судьбы, магистр Брин присутствовал при этом, но ничего не сказал про смерть Лиама.

– Он бы похвастался, если бы убил Лиама лично? Ты так считаешь?

– Думаю, что да. Он буквально наслаждался моей болью, будто пожирал ее. Почему бы не усилить эффект? Тем более что он был тогда уверен в своей безнаказанности и моем грядущем бессилии.

Отец говорил со мной как с взрослым, и мне это льстило. Как будто мы с ним – два магика из Дома Хранителей и ведем розыск убийцы, которому много лет назад удалось ускользнуть от возмездия.