Предполагая, что предприятие может кончиться неудачно, Григорий Орлов «со своим другом зарядили по пистолету и поменялись ими с клятвою не употреблять их ни в какой опасности, но сохранить на случай неудачи, чтобы взаимно поразить друг друга». Если француз это не придумал, то друг с заряженным пистолетом – Фёдор Барятинский.

Возможно, и горничную Рюльер оставляет в одноколке рядом с императрицей, исходя из правил этикета, по которым дама не может передвигаться без прислуги. Но нам кажется, что Екатерине сейчас не до хорошего тона. Тон, как и «какой-то беспорядок в одеянии», уже не может иметь значения. И можно предположить, что путь свой Екатерина завершает наедине с Григорием, в одноколке, где поместиться троим было бы затруднительно.

Непонятно, подзнабливает ли Екатерину Алексеевну от волнения – или просто трясёт её шаткая одноколка. «Я буду царствовать или погибну!» – писала она ранее английскому послу, и вот сейчас станет ясно, какому из двух обещаний суждено сбыться. В одноколке ещё и тесно, и «похищенную» прижало к отцу её сына, родившегося совсем недавно – в апреле. Сам Григорий если и волнуется – за неё и за своих братьев, особенно за Фёдора, оставшегося в полку, – то виду не подаёт и только успокаивает Екатерину.

Румянец на его щеках ярче обычного. Орловы вообще будто созданы для таких вот моментов.

Как у всякого дворянского рода, у Орловых заготовлена легенда о происхождении их фамилии. Даже два варианта легенды. Общее в обоих – то, что предком наших героев был бунтовщик, стрелецкий старшина Иван. Характерная фамильная черта Орловых раскрывается в варианте легенды, усиленно поддерживаемом самими Орловыми.

Легенда эта гласит, что дед Орловых в 1698 году участвовал в Стрелецком бунте против Петра I. Вместе со всеми на казнь шёл и стрелец Иван, которого сослуживцы за силу и, бесстрашие прозвали Орлом. Он спокойно подошёл к Лобному месту и горделиво сказал самодержцу: «Ты бы подвинулся, Пётр, мне на плахе лечь надобно». Пётр не рассердился, а рассмеялся. И помиловал смутьяна – за силу духа. И не просто помиловал, а пожаловал ему дворянство и чин офицера. Прозвище деда стало фамилией.

А по версии, принадлежащей писателю графу Салиасу-де-Турнемиру, версии литературной и оттого более витиеватой, в день стрелецкой казни предок Орловых шёл к плахе гордо и степенно, что, видимо, и бросилось в глаза царю-реформатору. Романист живописует встречу старика Орлова и царя Петра таким образом:

«Царь остановил старика и, вызвав из рядов, спросил, как звать. Стрелецкий старшина Иван Иванов сын Орлов.

Не срамное ли дело, старый дед, с экими белыми волосами крамольничать?! Да еще кичишься, страха не имеешь: выступаешь, глядишь соколом, будто на пир. Старик упал в ноги царю: Срам велик, а грех ещё того величе. Не кичуся я, царское твоё величество, и иду радостно на смерть лютую не ради озорства. Утешаюся, что смертью воровскою получу грехам прощение и душу спасу. Укажи, царь, всем нам, ворам государским, без милости головы посечь. Не будет спокоя в государстве, пока одна голова стрелецкая на плечах останется».

Молодого царя удивили такие речи, и он разговорился со стариком. Пока товарищам Орлова секли буйны головы, царь дознавался у него о стрельцах, о прошлых их восстаниях. Плаха была залита кровью и ждала последнюю жертву. Но царь оставил старика в живых.

С тех пор все Орловы верой и правдой служили государям. Вот только интересно, что этих государей они выбирали себе сами.

Правда или вымысел оба варианта легенды – неизвестно. Да это и неважно. Дело не в том, что у тебя в генах; ДНК – дело тёмное. Важнее то, что ты о себе знаешь или думаешь, с каким настроем вступаешь в жизнь и на что или на кого потом равняешься. «Ты выше, но я высок по-своему и тебя не хуже, так что подвинься, государь» – это все Орловы про себя помнили, как «Отче наш».