Я посмотрела на Ярика.

Он едва заметно кивнул. Крестьяне одобрительно загалдели. Вперёд вышел массивный мужик с гривой спутанных волос и такой же бородой, прокашлялся и заискивающе, заглядывая мне в лицо, спросил.

– Как ваше имя, о, благая святая? Мы были бы счастливы знать его, чтобы возносить вам молитвы, и запечатлеть его в историях о вашем визите в нашу деревню, для потомков.

– Лионесса, меня зовут Лионесса.

М-молитвы? Мне!? Почему-то от этого стало как-то больно в груди, как-то тяжело даже, будто я не заслуживаю этого. Что я сделала? Я не спасла маму мальчика… я ничего не сделала для них ведь. Ярик – да! А я…я просто стояла, боялась и плакала…

Крестьянин неуклюже поклонился, то же сделали и другие провожающие. В толпе я заметила мальчика, которого держала за руку приютившая его женщина, а рядом стоял видимо муж. Женщина заметила мой взгляд и тоже поклонилась, прижав мальчика к себе покрепче. Мы двинулись вперёд, телега, размеренно раскачиваясь, повернула по извилистой тропинке между холмами и провожающие скрылись из виду, как и огромный костёр. Теперь вокруг была только темнота, холодный ветер и тусклый фонарь, со скрипом качающийся на креплениях. Одежда хорошо спасала, мерзло только лицо и кисти рук. Ярик пристально вглядывался в дорогу, постепенно увеличивая скорость.

Я порылась в мешке, нашла два яблока, обтёрла об свитер, и глянула на Ярика.

– Ярик, я перемещусь к тебе, если ты не против, или мне пока лучше не использовать эту силу?

– Я вообще крайне осторожно отношусь к магии, а уж к этой, которая неизвестно, как работает и столь… непривычно легка… я бы не рекомендовал пользоваться ею в мелочах, когда в этом нет прямой необходимости. И знаешь, хорошо, что предупредила. Боюсь, если бы ты просто возникла рядом со мной вместе с всполохом света – я бы инстинктивно приложил тебя посохом. А вообще, тебе лучше оставаться в повозке, ложись на мешки с сеном, накройся шерстяным одеялом, оно там, у стенки и постарайся поспать, у тебя мало сил после… после того, что было.

Я сидела на своем месте и погружалась в тяжелые, острые мысли. Спать совершенно не хотелось. Да и как после всего этого уснёшь. Сначала я стала убийцей, потом втянула Ярика в бегство, струсила пойти вместе с ним к селянам, и мама мальчика погибла из-за меня, а теперь меня ещё и святой называют. И будут молиться, надеясь, что я решу их проблемы или передам Владыке, который на самом деле хочет моей смерти… На сердце сильно давило, всё стало холодным, руки, ноги, спина… Я не сразу ощутила, как по щекам текут слёзы, но поняв это, я не смогла их остановить и просо плакала, тихо-тихо, без всхлипов, стараясь делать это максимально незаметно. Какое-то время мы ехали молча. Затем Ярик вздохнул, остановил лошадь и в одно движение скользнул ко мне в повозку, обняв неожиданно теплыми, почти горячими руками.

– У меня достаточно хороший слух, так уж получилось. Поэтому если в следующий раз захочешь поплакать, так чтобы я не заметил, советую отойти подальше. А теперь расскажи мне, что случилось, почему ты плачешь, и чем я могу помочь?

Я ещё долго не могла успокоиться, что-то внутри меня прорвало, и я просто прижалась к нему и продолжила плакать, уже не сдерживаясь.

– В-всё случилось, всё это. Как я могу быть святой, кааак, если эти руки отнимали жизни? За что мне м-молитвы, я ничего не сделала для этих людей с хутора, с-совсем. Я не спасла маму мальчика, а вместо того, чтоб пойти на хутор, я просто стояла и боялась. И как, кааак я могу при этом быть святой?

Я старательно вытирала текущие слёзы. Совсем расклеилась.