– По-вашему, одиночество – незыблемо?

Огрызнулась я.

– Нельзя спорить с тем, что очевидно. Не это ли привело тебя в холодный осенний вечер на крышу? Ты либо убегала от одиночества, либо искала его… Как видишь, – третьего не дано.

Я вспыхнула. Молчание затянулось.

– Почему люди выбирают высоту?

Он прошел мимо меня к краю и заглянул через ограждение, убеждаясь, что земля действительно далеко.

– Хотят быть ближе к Богу…

Проронила я.

– Чушь! Быть дальше от земли еще не значит быть ближе к Богу.

– Тогда не знаю. Здесь вы у нас всезнайка.

Почему-то я была уверенна, что мой резкий тон его не обидит. Он усмехнулся.

– Потому, что хотят обманываться.

Я вопросительно изогнула бровь, мое выражение осталось для него скрыто в темноте, но, казалось, он понял меня.

– Человек, все его понимание, о том, кто он есть, его порывы и желания, все это фальшь, игра, признаюсь, часто талантливая. Он будет тем, кем ему скажут быть, захочет того, что ему навяжут. Красивые жесты, умные фразы, были придуманы задолго до его рождения. Он – плагиат, фикция, тень кукловода. Ничтожество, возомнившее себя богом, а по сути, тварь дрожащая.

Я отшатнулась, хотя и так была в достаточном отдалении от него. Мне вдруг стало страшно от того, что уже несколько минут на этой крыше я была с абсолютно невменяемым человеком.

Он внимательно наблюдал за моей реакцией.

– А причем тут высота?

Голос предательски захрипел.

– Еще один красивый жест, романтическое представление о том, каким должен быть интересный человек. Как говорит молодежь, ФИШКА.

– А вы? Что тогда Вы? Человек, возомнивший себя выше выдуманных образов? Или может быть, кукловод? Судья? Миссия? Пророк?

Казалось, я уже не смогу остановиться…

– Или, может быть, ваша первичная роль вам не удалась? Бездарность, ставшая критиком?

– Наблюдатель.

Твердо остановил он меня. Я покачнулась, в голове все перемешалось, только утром я думала о…

– Не человек?

Вырвалось у меня. Он утвердительно кивнул.

– Тот, кто украдкой ворует вкус у жизни сладкой… не смея быть, убил желанья. Проклятье – вот его изгнанье!

Я не знаю, откуда пришли эти строки в мою голову. Он криво улыбнулся.

– Ты и тогда так говорила.

– Каин! Что ты делаешь, Каин?

Оригон мрачной скалой высился надо мной. Когда он появился?

Мужчина перевел свой внимательный взгляд с меня на Оригона.

– Ничего. Мы просто болтаем с малышкой Пифией. Я не нарушал твой запрет, даже близко не подходил.

Ядовито ответил он.

– Ты пробуждаешь ее память!

Ярость сверкнула в глазах Оригона. Я почти физически почувствовала, как закипает его кровь. Мне стало нехорошо, сознание помутилось.

– Осторожнее… она такая хрупкая, как фарфоровая куколка.

Оригон быстро глянул на меня, и в тоже мгновение меня подхватили сильные руки.

– Прости…

Его горячее дыхание обожгло меня. Он заставил себя успокоиться.

– Как трогательно! Сцена достойная аплодисментов. Твое падение, Оригон, вопрос времени. И таймер уже тикает…

Жестко проговорил Каин.

– Он ядом отравляет суть, когда не выдохнуть и не вдохнуть… Его слова – удары плети, и помыслы его чернее тени…

Мои тихие слова зависали в пространстве.

– …он – смерти дар, судьбы изгнанье, отступник жизни, раб преданья. В его душе зияет рана, и боль ее – его отрада… он ненависть возвысил до небес, и зависть черная – его надгробный крест!

Жестко закончил он, его глаза были холодны и безжизненны.

Я высвободилась от рук Оригона, сделала несколько неуверенных шагов к Каину.

– … любовь его оставила на век, но сердце растопить поможет снег, лишь чистота хрустальная сгодится, глотком из жизни будь ему водица…

– Ох, уж эти человеческие слабости. Она уже готова меня пожалеть!