Михаил Коротунов Организация пространства читать онлайн страница 3

– Шарль Бодлер, «Падаль».

Вы помните ли то, что видели мы летом?
Мой ангел, помните ли вы,
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?

В рядах гостей стали переглядываться, а соученики вовсю растягивали улыбки на лице…

– Полуистлевшая, она, раскинув ноги,
Подобно девке площадной,
Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,
Зловонный выделяя гной.

Кто-то из гостей решительно хотел выйти попудрить носик, но его уговаривали остаться, мол, сейчас директриса подойдет, вмешается. А воспитанники хихикали не скрываясь.

– И солнце эту гниль палило с небосвода,
Чтобы останки сжечь дотла,
Чтоб слитое в одном великая Природа
Разъединенным приняла

В заботе о пирожных, компотах директриса не ведала подвоха.

– Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи
Над мерзкой грудою вились,
И черви ползали и копошились в брюхе,
Как черная густая слизь

Дети смеялись, не таясь, но сдерживали друг друга, понимая, что веселью может придти конец, если дать себе волю. Гости обсуждали кто виноват и что им делать.

– Все это двигалось, вздымалось и блестело,
Как будто, вдруг оживлено,
Росло и множилось чудовищное тело,
Дыханья смутного полно.
И этот мир струил таинственные звуки,
Как ветер, как бегущий вал,
Как будто сеятель, подъемля плавно руки,
Над нивой зерна развевал.

В зале начали показывать приступы рвоты, заглушаемые смехом. Дети корчились от смеха, великие педагоги из ОНО встали и пытались перекричать оратора и утихомирить детей. А юный ценитель поэзии безмятежно продолжал:

– То зыбкий хаос был, лишенный форм и линий,
Как первый очерк, как пятно,
Где взор художника провидит стан богини,
Готовый лечь на полотно.
Из-за куста на нас, худая, вся в коросте,
Косила сука злой зрачок,
И выжидала миг, чтоб отхватить от кости
И лакомый сожрать кусок.

Оживление достигало крещендо и директриса, услышав и предчувствуя недоброе, спешила в зал развлекать гостей, а со сцены взволнованно звучало:

Но вспомните: и вы, заразу источая,
Вы трупом ляжете гнилым,
Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,
Вы, лучезарный серафим.

Обращаясь, как вышло, к стоящим в междурядье гостям из отдела народного образования, Виктор продолжал, добавив громкость и жесты:

– И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.

Последнюю строфу пришлось прокричать на бегу, уклоняясь от директрисы:

– Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты – навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй.

Зал визжал!

Дети с шумом выбегали из зала и творили хаос. Ругаясь на детей и воспитателей, «ноги нашей здесь не будет, мы с вами еще поговорим», расходились гости. Такого успеха не знали многие государственные певцы и артисты-декламаторы. Долго никто не мог успокоиться.

Спустя какое-то время ученики и воспитатели вошли в прежние педагогические отношения, но Виктора на сцену больше не пускали.

До самого выпуска.

По волне памяти…

Сознание приходило тихо, на цыпочках. Инстинктивно удержал себя от потягушек. В висках работают молотобойцы. Всякая мысль с болью продирается сквозь остатки предыдущих. Полежал, сколько мог. Ноги, руки затекли, а повернуться никак нельзя. В квартире гремят тазами и кастрюлями, роняя их на кафельный пол, жена и тёща. Увидят, что проснулся – хана.

Надо что-то делать с этим. Но, что? Пока решения нет. Совсем нет.

Спустя какое-то время приходит здравая мысль – наверное, проснулся, окончательно. Мысль нова и проста в своей гениальности. Встать, включить телевизор погромче, воткнуться в самый кинескоп, и тогда весь первый шквал огненных слов как-то можно пережить.