И подмышки, и ступни, и ушные раковины.
Я любил их лизать.
Но она изменяла мне!
Такова уж сущность Венеры – и ничего тут не поделаешь.
Это как солнце, которое палит.
Она трахалась с разными молодыми мужчинами.
По три-четыре раза в день.
Иногда сразу после нашего с ней свидания.
Я это точно знал.
Как?
А в окошко за ней подглядывал!
По ночам приходил к её бараку и подсматривал.
Наблюдал, как она с ними трахается.
И слышал звуки их соития:
– Яб-юм!
– Юб-ям!
– Ям-юб!
Да, я соглядатайствовал!
Шпионил за ней, выслеживал.
Как какой-нибудь фельдфебель, полицай, чекист.
Как какой-то моссадовец или гестаповец.
Одним словом: фашист.
Микрофашист.
И потом я ей скандалы закатывал!
Венеру попрёками донимал!
Мол, почему она не только со мной сношается?
Почему с другими якшается?
Почему отдаётся кому-то ещё?
Я, сукин сын, её ревновал.
И в пылу скандала ударить мог!
Пощёчину дать.
Толкнуть.
Вот такой злодей.
Собственник и фашист.
Она, видите ли, изменяла мне!
Однажды, в ответ на мои обвинения, она заметила:
– Ты что – фашист? Или просто дурак? Прекрати это.
И быстро скинула с себя сарафан, чтобы показать себя голую.
Я, конечно, остолбенел.
Когда она была голая, я забывал обо всём.
В том числе и о её прелюбодеяниях.
И прыгал на неё, даже не попросив прощения.
Она легко прощала меня.
На самом деле в ней жила душа иеродулы.
ИЕРОДУЛА – так в Древней Греции называли служительниц богини плодородия.
Эти девушки занимались любовью с приходящими в храм мужчинами.
Существовала ведь священная проституция.
Существовала метафизика соития.
Были жрицы божественной похоти.
Были храмовые совокупления.
Были мистерии с запахом умащённой промежности.
Была Афродита – площадная и небесная.
Её жрицы отдавались чужестранцам и странникам.
Об этом можно прочитать в интернете, если кому-то захочется.
Но лучше – в серьёзных исследованиях.
Лучше читать Бахофена.
Впрочем, всё это не то.
Следует просто сказать: БЛАЖЕННАЯ.
Следует просто сказать: МИСТЕРИЯ.
Венера Улдашева была великой дарительницей.
И ничего не просила за свои дары.
Этой Венеры уже нет на земле.
А если и есть, то не та.
Небеса померкли, площади разворочены.
Впрочем, площади всегда были мерзкими.
Всё лучшее происходило среди деревьев и в траве, а не на площадях.
Именно благодаря Венере (и своей матери), я и понял, что во мне засел фашистский глист.
И сосёт, сосёт.
Как Злой Дух, угнездившийся в Уильяме Берроузе.
Я знал, как этот глист выглядит: точно как мои кишки.
И как мне от него избавиться?
Неужто носить в себе до конца?
Бог ты мой!
Так скорей же приходи, конец!
Если б я стал рассказывать обо всех своих микро-фашистских выходках, это заняло бы три толстых инкунабулы.
Чего я только не натворил!
Дрался.
Воровал.
Принуждал.
Намеревался убить (не раз и не два).
Ел зверей.
Насиловал (себя, свои и чужие мысли, слова).
Оскорблял.
Ревновал.
Надругался над чужим творением.
Завидовал.
Беспамятствовал.
Лгал.
И снова принуждал, дрался и воровал.
И не у кого больше попросить прощения.
Остановлюсь на самом, пожалуй, вопиющем безобразии.
В какой-то осатаневший период своей жизни я начал плевать на людей.
Буквально, физически.
На первый взгляд, это было частью моей художественной деятельности.
Ведь я заделался художником.
Но в действительности это происходило потому, что я слышал голос, науськивавший: «Иди и плюй!»
Сам бы я вряд ли до этого додумался.
Но голос требовал!
Думаю, это был голос того зелёненького Гитлера, которого я проглотил, сунув нацистскую марку в рот.
Он зудел, как комар в ночи:
– Ззззыыыыы!.. Ззззжыыыы!.. Иди!..
В сущности, я слышал голоса всегда.
Хотя я не психически больной.
Но и не «нормальный человек».