– Ты как? – спросил Катон.

– Прекрасно. – Макрон несколько раз тяжело сглотнул и кивком указал на три трупа на земле: – Лучник отличный, чтоб его…

Катон повернулся и взглянул на парапет над воротами форта. Ярко освещенный заходящим солнцем Симеон опустил лук и помахал рукой.

Катон слегка поклонился, а Макрон за его спиной коротко хохотнул.

– Напомни мне никогда не нападать на его караваны.

На следующее утро, когда колонна покинула форт, глаза всадников тревожно обшаривали окрестности. Вчерашняя атака не была делом рук обычных грабителей. Это была спланированная попытка уничтожить двух центурионов; стало ясно, что за ними следили с самого Иерусалима. Выжившие после нападения будут преследовать их, выискивать возможности для нового удара. А еще вполне возможно, подумал Катон, что пять всадников были частью большей группы; тогда колонну может поджидать засада.

– Что за земли отсюда до Бушира? – спросил Катон у проводника, когда они покинули Кумран и двинулись дальше по берегу Мертвого моря.

– На этом берегу реки Иордан нам вряд ли что-то грозит; и на восточном берегу какое-то время тоже. Опасность поджидает там… – Симеон махнул в сторону гор на дальнем берегу моря. – Чтобы достичь Бушира, нужно идти вверх по высохшему вади. На плато до темноты мы не доберемся. Если наши друзья собираются напасть снова, там это и произойдет.

– А другая дорога есть?

– Конечно. Можно пойти дальше на север – там хорошая дорога на Филадельфию[1]. Потом повернуть на юг – по караванному пути в Петру. На это мы потратим лишних два-три дня. Хочешь, чтобы я вел вас так?

Катон задумался и покачал головой.

– Вряд ли разумно предоставлять им лишнее время для подготовки. Что скажешь, Макрон?

– Если они хотят напасть, пусть нападают сегодня. Я готов.

– Отлично. – Катон улыбнулся. – Пойдем прямой дорогой.

Какое-то время они ехали молча, потом глаза Макрона вспыхнули – он обратил внимание на кончик лука, торчащий из седельной сумки Симеона.

– Ты вчера отлично стрелял.

– Благодарю, центурион.

Макрон помедлил и неловко продолжил:

– Спас нам жизнь.

Симеон повернулся и сверкнул белозубой улыбкой.

– Вряд ли меня похвалили бы, если бы убили тех, кого я приставлен охранять. Флориан наверняка вычел бы из моей платы.

– Так ты еще и телохранитель, а не только проводник?

– Я уже говорил, центурион, что провел много лет в пустыне, сопровождая караваны. Времени более чем достаточно, чтобы научиться владеть оружием. А учили меня лучшие воины Аравии.

– А почему ты бросил? Я имею в виду – сопровождать караваны?

– Это тяжелая жизнь. Я устал. Вместо меня работает мой приемный сын, Мурад – командует отрядом охранников на дороге из Петры в Дамаск.

– А стреляет он так же хорошо?

Симеон рассмеялся.

– Так же? Нет, Мурад стреляет гораздо лучше. Он сильнее, как и большинство его людей. Мурад положил бы всех пятерых, не дав им приблизиться к вам. – Симеон с обидой сплюнул. – А я только троих успел.

Макрон взглянул на Катона:

– Только троих. Никуда не годится.

– Пожалуйста, не будем больше об этом, – тихо попросил Симеон. – Я и без того стыжусь.

– Не будем, – улыбнулся Макрон. – И все-таки, твой сын, похоже, мог бы послужить империи. Из него вышел бы отличный солдат когорты ауксилиариев. Он никогда не думал об этом?

– Зачем ему? – Симеон, похоже, удивился. – Мурад и так живет неплохо. Ваша империя не заплатит ему и десятой доли того, что он зарабатывает, охраняя караваны.

– А, да я просто подумал… – смутился Макрон.

День тянулся подобно предыдущему, и вскоре жара стала удушающей. Далеко впереди, над долиной Иордана, воздух струился, как ртуть. Поздним утром отряд пересек реку, вьющуюся в густых зарослях тростника. Поток перекатывался через широкое ложе из песка и гальки, лошади вздымали белую пену, переходя брод. Взглянув вверх по течению, Катон увидел у противоположного берега, на мелководье, навес из пальмовых листьев. Там теснились люди, собравшиеся вокруг человека, который всех по очереди погружал в воду.