– Я к паровозникам, – продолжила рассказ женщина, проигнорировав замечание Наташи. – Вымолила, чтобы меня на восток куда-нибудь отвезли. Мужики сердечные оказались. Так меня от одного к другому, с паровоза на паровози доставили сюда. А дядька-то был не женат, в казармах сам жил. Устроил меня в одну семью. У них сын был обалдуй, но талантливый. Узнал о моих художествах и пристроил в мастерские при театре. Там и служу с сорок второго. Художку уже после войны окончила. Там в художке и имела несчастье влюбиться в нашего преподавателя. Замуж за него вышла, а он бабником оказался. Я уже с пузом ходила, как заваливается его краля, которую он в Магадане поматросил и бросил, когда срок там отбывал по тридцать седьмой статье. Ну, я вещички в руки и фить в дверь! Только меня и видели. А потом в себя пришла… Оставалось только утопиться. Пришла я топиться в рыбный порт. Сижу, ноги себе уже верёвкой обвила, к камню верёвку пришпандорила, и обратный конец себе на шее вяжу. А мой будущий муж вахту нёс на китобое, рядом с которым я топиться собралась. Он, значит, на носу стоит, трубку свою курит и за мной наблюдает. А у меня никак узел на шее не завязывается!
– Гражданочка, – орёт он мне сверху, – вы чего так над концом извращаетесь?! Конецу них это не тот конец…
– Я в курсе, – улыбнулась Наташа.
– Ах, ну да! Ты же рыбачка! «Рыбачка Соня как-то в мае…» А о чём я? – Анна Андреевна удивлённо уставилась на Сечкину.
– О самоубийстве, – подсказала гостья.
– Ага! А я откуда знала, что «конец» – это ихняя верёвка?
– Канат, – подсказала Наташа.
– Да хрен с ним! Я думала, что он не одобряет моего способа самоубийства, конца то есть. И ору ему: мне, мол, всё равно как сдохнуть. А он мне сверху и вещает, ну раз всё равно, то давай как в сказке помирать, мол, жили они долго и счастливо и померли в один день. Я ему на пузо показываю, а он смеётся: это же хорошо, мол, не бракованная. И взял меня в жёны с Антошкой. Любил он его. И Антоша мужа любил, но звал дядей. Мы сразу так договорились, чтобы без обмана. Вот так.
– А кто ваш Антон сейчас? – поинтересовалась Наташа, хотя и знала уже.
– Водила, – Анна Андреевна небрежно махнула рукой. – Такой был талант! Но попалась одна смазливая бестия и всю жизнь моему сыну покалечила. Слаб он оказался. Не для искусства. Характера не хватило. После армии окончил курсы и с тех пор водит автобусы по маршруту. А в личной жизни у него полный ноль. А у тебя как?
– Примерно также, – улыбнулась Наташа.
– Ну, тогда вас и оженим. Чего вам холостяковать без толку? – рассмеялась Анна Андреевна. – Родите мне внука… Меня выпрут из театра… Буду нянчиться с малышом… Как никому не нужная бабка… У-у-у-у-у!
Анна Андреевна разрыдалась. Наташа бросилась её успокаивать:
– Анна Андреевна, не надо плакать! Вот водичка…
– Подожди! – отстранила от себя гостью художница. – Кто ж так успокаивает? Сейчас научу! Давай вой!
– Зачем? Я не хочу, – замотала головой Сечкина.
– Вой! У тебя мужа нет! – настаивала Анна Андреевна. – Раз мужа нет, значит бабе после пьянки нужно выть!
– Это кто так сказал? – возмутилась Сечкина. – Нет, да и фиг с ним!
– Молодец! – одобрила гостью художница. – Наш человек! Всем спать!
Глава 4
В больнице Петя впервые оказался один, без мамы.
В школе друзей у Петьки не было. На что он постоянно болеющий и по мнению поселковых пацанов никчемушный годился? Ни в игры поиграть, ни с рыбзаводскими или с мальчишками из военного городкаподраться. Ни в тайгу с ним не сходить, ни в море. Ребята с улицы брали Петю только что в чижа или бабки поиграться, а девчата – в классики. Дед Ефим с бабушкой, да мама – вот и весь круг общения. Мальчик всегда находился под надзором старших.