– Ух тыыы, – только и додумался что сказать Раман – А как ты этих людей, ну, которые нуждаются, находишь?

– Да когда как, – облегченно ответил Петр. Тайна, скорее всего, тяготила, и он был рад, что выдалась возможность не только поделиться, но и обрести понимание. – В этом деле системы нет. Просто ношу полтинник с собой до нужного момента, и все.

Девятого марта, после праздника, дворовая компания, куда входили Садо и Глинский, собралась в кино. Ромка зашел за Петькой, радостно съел предложенный Ниной Антоновной пирожок с капустой (родители отмечали праздник в гостях, а у Колавны в меню опять макароны) и первым съехал по перилам.

– Ы! Ы! – услышал он за входной дверью. – Ы-ы! Ыыыы!!

– Космические войска Гондураса! Ну, где ж ты раньше был! – донесся голос дяди Коли. – Тебя бы ребята похмелили!

– Ыыыы! – издал жалобный звук Маринкин Отец. – Ыыыы!

– Не рви мне контрабас! Сам аллилуйю к носу притягиваю! Моя все выгребла! Вот, глянь.

– Ыыыы! – умолял собеседник.

– Что случилось? – спросил доехавший по первого этажа Петька. – Чего стоим?

– Да вот, – ответил Ромка, – Маринкин Отец денег на опохмел собирает, а у твоего папы денег нет.

– Это правда, – кивнул Петя, – мать седьмого, как чувствовала, все до копейки у него забрала. Чтобы с опохмела в запой не сорвался.

Входная дверь распахнулась.

– О, Петруха! Ромка! – В подъезд ввалился поддатый дядя Коля. – Куда собрались? В кино небось? А на какие титимити?

– Нет, пап, какое кино! – ответил Петька и ткнул Рамана в бок, чтоб не выдал. – У нас, сам знаешь, денег нет. Ромкины родители в гостях, – приятель для убедительности пару раз кивнул, – он с Колавной. А у нее пятака не допросишься, – друг снова мотнул головой, – так что мы просто погулять.

– Ты отцу-то дерьма на ржавой лопате не подкладывай! – Глинский-старший попытался сделать гневный вид, но, видя ухмылки на лицах детей, сменил амплуа. – Петька, сын… – проникновенно начал дядя Коля, – найди папке деньжат, а? Вот тут, – он положил руку на грудь, – понимаешь, горит… а?

– Найду, пап, обязательно найду! – клятвенно пообещал Петя. – А сейчас мы пошли, ладно?

– Иди уж… что с тобой делать. Изоморфия!

На бордюре у подъезда сидел Маринкин Отец и тяжело вздыхал. В душе его скреблись кошки, они же в нее и нагадили… Пьяная лавочка (редкое дело) пустовала, и помощи глухонемому ждать было неоткуда.

– Расселась тут пьянь подзаборная! – брезгливо бросила проходившая мимо женщина. – Шел бы домой! Тут дети ходят! Какой ты пример им показываешь?

Отец Маринки не мог слышать обращенной к нему речи, он только вздыхал… В трясущемся кулаке зажаты несчастные шестьдесят копеек – таким трудом собранные по корешам. Какой только с них прок? Портвейну на шестьдесят копеек не купишь, на троих сообразить не возьмут – дело-то после праздника, а пива не завезли… Кто-то постучал ему по плечу. Глухонемой поднял голову – перед ним стояло двое мальчишек. Один протягивал ему пятьдесят копеек. До закрытия винного магазина оставалось двадцать минут.

Женя поднималась по лестнице, когда дверь на третьем этаже открылась и оттуда высунулась Марья Георгиевна:

– Женечка, – заговорщически начала соседка.

– Добрый вечер, Марья Георгиевна.

– Добрый вечер, добрый вечер. – Мурка торопливо зашептала: – Что я хочу тебе, Женечка, сказать: Венерка снова приходила к Юхану Захаровичу в твое отсутствие. Да! Я сама видела! Ты дурочку-то святую из себя не строй! Виды она на твоего мужа имеет. Даром что фамилия Блядинова.

– Билялетдинова, – автоматически поправила ее Женя. – Марья Георгиевна, ну что вы такое говорите? Юхан Захарович Венере как отец. Он ее в первый класс отводил. Из роддома встречал.