Вам некого делить на мёртвых и живых.
Ты видишь тех, кого отправили в архивы.
Они – прочтут тебя, ты – дочитаешь их.
Отрава
И слышишь ты, как тянет небо звук.
И видишь ты, как падает из рук
Пластмассовое детское ружьишко —
И хочется сказать – ну это слишком…
И ты не центр мира, даже не
Сыграешь коду на шестой струне —
Отчаяние, злобу и молитву…
Смотри, опять хорошее налито —
И значит, смерти нет на битый час,
И «я» перевирается вдруг в «нас»,
А «мы» – такая странная морфема,
В которой каждый сам и каждый плох.
Скорби над умирающим теплом,
Сроднившим нас теплом – отравой в венах.
Зима
Зима, прошу, останови свой бег,
Останься навсегда.
Укутай льдом печаль озёр и рек,
В них мёртвая вода.
Снег чистый – белизна бинтов для ран
Измученной земли.
Стань комой – настрадался ветеран…
За что? Как мы могли?
Я знаю: над весной победа – пиррова…
Будь до Конца,
Чтоб люди научились генерировать
Тепло в сердцах.
Сказочное
Похмельный гопник вечером нескладен:
Глаза на лбу, трясётся, пересох.
Тащиться надо за лекарством к Наде.
Дорога напрямки ведёт в лесок.
И вот пошёл он, сумрачный, кряхтящий,
Глядит вокруг – а нет ли где ребят?
Но – пустота. Пивка никто не тащит…
И вдруг – засёк рябину и тебя.
Вы с ней нередко сумерки встречали,
Как две сестрицы, неразлучны с ней.
Ты ей читала все свои печали,
Она роняла капли крови в снег.
Тревожен путь по сказочному лесу.
Ты замолчала. Он сказал «бу-бу».
Глаза его на лоб уже не лезут.
Они ведь у него и так на лбу.
Чистилище
Снежное утро. И плохо мне
С похмелья при свете.
Тянет машины град на холме
Невидимой сетью.
Мне не до них, я беру скребок —
Я чищу дорогу.
Я неулыбчив, как антибог.
Непросто быть богом.
Над головою воняет пар
Вчерашним дымищем.
Чистится, чистится мой тротуар,
Но я не очищусь.
Где-то в сияющем граде ты
Узнала до срока —
Будут не мысли мои чисты,
А только дорога.
Тянется скользкий поток машин
Всё выше и выше.
я соскребаю тебя с души,
Иначе не выжить.
Зимородки
Приветствую вас, братцы-зимородки,
Забывшие про тёплые края!
Я ваш навек, пусть век у нас короткий,
По горло льда и снега, мало водки,
Дым Родины – метели января.
Рождённые зимой, зимы осколки,
Разбросаны по берегу реки,
Ползущей вдаль, – мы часто и подолгу
Глядим в неё. И каждый втихомолку
Замаливает общие грехи.
Мы заняли сторожевые ветви.
Обглоданные ветром ледяным,
Неласковой зимы больные дети,
Мы все умрём,
Но даже после смерти
О жарком лете будем видеть сны.
День рождения – ночь январская
Каждый мой день рождения, в ночь январскую,
Приходят ко мне друзья. Я сижу да царствую —
Пан во главе стола. Бьётся в стекла музыка.
Прошу выпивать гостей и прошу закусывать.
Песни без перекуров поёт нам Витя Цой —
Надеюсь, другие рокеры не обидятся!
Стук за стеной…
– Друзья, нам грозят полицией!
Улыбчиво ностальгия ползёт по лицам их.
Рюмка за рюмкой льются воспоминания —
Забавные и не очень, поздние, ранние.
Греет водяра холодом душу рваную,
Один почему-то пьян я, хотя пьём вравную.
Затемно мы спустились во двор проститься, и
Ругался, шатался, падал я по традиции.
В дружбе клялись до гроба, делились планами…
Снова друзья ушли, не хватает мне зла на них.
Как раньше – хорошо,
Празднично,
Пар изо ртов не шёл
Разве что.
Любаша
Я плоть от плоти постсоветских улиц —
Не верил, не боялся, не просил,
И руки загребущие тянулись
К бутылочным созвездьям что есть сил.
Я в этом деле многого добился —
Ни рюмки, ни стакана мимо рта,
Но вот однажды понял, что допился,
Когда открылся временной портал.
Я слышу танго, и меня корёжит
От судьбоносных сталинских времён,
В которых много девушек хороших,
В которых много ласковых имён.
Одна из них по имени Любаша
Заплакана, грустна и холодна.
Танцуют пары. А к Любаше даже