Тяжко чертыхаясь, на восток.
Сигарета на четыре вдоха…
Я окурок втаптываю в грязь.
Кашляю в кулак – и слышу грохот.
Я устал, с простудою борясь.
Тихо. Ветер ничего не носит.
Пусто, словно все заражены.
Благодать… Покойно дремлет осень,
Пользуясь режимом тишины.
На забытой богом остановке
Есть портал в простреленной стене:
Целый мир с айфоном по дешёвке,
Целый мир по бросовой цене.
Рядовой
Ненависть… Эта река глубока, сильна.
С той и с другой стороны говорят по-русски.
Снова на русскую землю пришла война.
Бронежилеты, сферы, АК, разгрузки.
«Встань, рядовой!
Вот приказ: прекратить войну!» —
Небо гремит у разбитого обелиска.
«Фрицы… сейчас бы гранату ещё одну…
Кто это? Что это? Чей это голос близко?..»
Воину, павшему семьдесят лет назад,
Нет и не будет покоя на э (том) свете.
Он восстаёт, и зияют его глаза,
Он обрастает плотью, и страшно смерти.
Он озирается, ищет свой ППШа.
Он поправляет истлевшую гимнастёрку.
Где-то под нею не рана болит – душа —
Необъяснимо, немыслимо и жестоко.
Всё, что он помнит, – такой же стоял туман,
Так же бесились без устали пулемёты.
Небо решило: живые сошли с ума.
Небо, спасая живых, призывает мёртвых.
Мешает
Очень смешно, но смеяться мешают крючки.
Наталья Закурдаева
Кому-то
мешают смеяться крючки,
Кому-то
носы – целоваться.
Жесть, если что-то мешает —
Профану танцпола известно.
Глупость – мешает спросить,
Ум – дать ответ на вопрос,
Мишень никому не мешает,
Но…
в неё стрелять интересно.
Во мне плачет малый ребенок,
Тянет к тебе ручки-ветки.
Я их ему обломаю.
Я помешаю.
Год
П. О.
Плечом к плечу стояли в ряд.
Их было триста шестьдесят
Угрюмых дней.
Но пять – других – летели мимо,
Красивы и необъяснимы,
И все – с улыбкою твоей.
Дальней дорогой
Дальней дорогой сшиваются города.
Спит на переднем сиденье моя родная.
То, что – моя – родная, – она не знает.
И не узнает, конечно же, никогда.
Зашевелилась – проснулась. Поговорить
Хочется с ней: до разлуки доедем скоро…
Ну, котелок мой дырявый, давай вари,
Выдумай тему для свежего разговора!
В мире, наверное, нет дурака глупей.
Тщетно ищу интеллект пятернёй в затылке.
Вдруг она обернулась и:
– На, попей.
Я говорю:
– Давай. И беру бутылку.
Мне бы на море, я не был там никогда.
Пусть мне приснится, как волны ласкают кожу.
Пусть мне приснится, что мы не разлей вода.
Не разливай нас по разным стаканам, боже.
Променаж
Ничто не реально
и ничто не заслуживает внимания.
…Земляничные поляны навсегда.
Джон Леннон
Иду в незашнурованных ботинках,
Шикарное дырявое трико
На мне. Навстречу бабка с хворостинкой,
Дерёт козу, чтоб было молоко.
Для грусти не имеется причины,
Не страшно мне, что дырка на штанах.
«Мерси-с, пардон!» – раскланиваюсь чинно
С прохожими. «Чего?! Пошёл ты нах…»
Вдруг слышу: за спиной стучат подковы —
Педальный конь, а может, бес какой?
Оборотясь, я вижу: участковый…
Машу ему приветливо рукой.
Иду (в походке видится порода)
Прочь с грязных улиц к сказочным лугам,
От мира, что страшнее год от года.
Жую клуб… земляничный бабылгам.
О бабах, кстати… Нет, совсем некстати.
О них, пожалуй, в следующий раз —
Об их очах, плечах и гордой стати
Я долго разглагольствовать горазд.
Я мог надеть ботинки поприличней,
Костюмчик модный, галстучек к нему,
Но там, куда иду, на Земляничных
Лугах, все барахлишко ни к чему.
Городское сумасшедшее
Зачем нам умничать, скажи?
Ведь ты и так умна безумно.
По переулку алкаши
Бредут походкою безлунной,
Фонарный свет который год,
Кивки на вежливое «здрасьте»…
И только местный идиот
Всё время светится от счастья.
Господь сказал ему: «Иди!
Всех ненормальных отогрей-ка!»
И с той поры в его груди
Никак не сядет батарейка.
Идёт, смеётся, чёрт чудной,
И не сбавляет оборотов…