– Ути-пути, кто у нас тут такой хорошенький? Дедушкина принцесса?

Голос старика, привыкший к сотрясению всего пустого ещё мира, стал тоненьким и сладеньким, как блестящие нити сахарной ваты. Малышка протянула ручку и ухватила деда за палец, а его список того, что надо создать, пополнился словами "сахар" и "вата"

– Как назвали девчушку-то? – спросил старик невестку.

– Илька-зараза, сладу с ней нет, – желчно промолчала невестка.

– Илька… – прошептал старик. – Красивое имя.

* * *

Илька выглянула из своей пещерки и на цыпочках, на цыпочках, не дыша, вдоль стеночки пошла к выходу.

– Стоять! – гаркнул Воздух ей в ухо. Илька топнула.

– Ну па-ап!

– Что "ну па-ап"? – передразнил её Воздух. Далеко собралась?

– Гулять.

– Очень интересно, – сказал отец с интересом. – И где же?

– На улице!

– Нет ещё никакой улицы! Ничего ещё нет! Дедушка твой, да святится имя Его, так увлекся составлением списка того, что надо создать, что не успевает ничего создавать.

– Ну вот в "ничего" гулять и пойду!

– Никуда ты не пойдешь!

– Почему?

– Потому что я так сказал!

– Ну па-ап!

– Не папкай!

– Ну ок, аргументируй.

– Мать болеет. Лежит, не встаёт уже… – Воздух посмотрел на непридуманные ещё часы. – Всю жизнь.

Илька закатила глаза.

– Пап, мама – каменная плита. Она не может встать по определению, хоть больная, хоть здоровая. Ещё аргументы есть?

– А ну-ка, посмотри на меня!

– Если б я ещё знала, где ты, – пробурчала Илька, но повернулась в сторону, откуда доносился отцовский голос.

– Туоническая сила! – выругался Воздух. – Ты что с губами сделала?

– Нравится?

– По-моему слишком вызывающе.

– Когда-нибудь все девушки будут такое делать. – Илька надула и так сильно распухшие губы. – Смотри.

Она взяла каменную чашку и приложила под нос. – Теперь вдыхаешь и терпишь, пока можешь. На, попробуй.

С ехидной улыбкой Илька протянула отцу первый в истории косметический инструмент.

– Над родным отцом издеваешься? Знаешь, доченька моя дорогая, учиться надо, а не на гульки шляться.

– Давай учиться, – согласно кивнула она. – Чему?

– Да Похъёла чему… Блин, нечему. – Воздух вздохнул.

– Дедушка ещё не придумал, – сказали они хором.

– Па-ап…

– Что "па-ап"? Я уже сколько-то времени "па-ап". Как дедушка придумает что-то кроме дней недели, скажу сколько.

– Пап, а ты знаешь, какой сегодня день?

– Хреновый!

– Ну па-ап!

– Пятница.

– Мой день рождения!

– У тебя каждую неделю день рождения. Ни месяцев, ни лет ещё нет.

– Ну в честь дня рождения, ну пожалуйста, ну на немножечко, ну вот совсем-совсем на чуточку, ну вот на полстолечко… – заканючила Илька.

– Смотри мне! – Погрозил Воздух чем-то невидимым. – В подоле принесешь – из дома выгоню.

– От кого? Нету ж никого.

– Не знаю от кого вы, дурёхи, залетаете.

– Какие дурёхи, пап? Я одна на всем белом свете… в тёмной пустоте. Хоть бы свет уже придумал!

– Не придирайся! Я репетирую на будущее. В кого ты язва такая? Родители – приличные… эгхм… воздух и камень. Не, дедов характер, однозначно!

Старик сдвинул осьминога с рулона.

– 3864018: чебурек, – бубнил он себе под нос. – 3864019: чахохбили. 3864020: чизкейк.

Осьминог осторожно коснулся бумаги, Старик не отреагировал. Осьминог протянул второе щупальце. Старик, задрав подбородок, ковырялся пером в зубах. Осьминог растянулся поперёк листа и запульсировал приятным золотистым цветом.

– Ну Ося, – взмолился старик. – Не видишь? Я работаю. Ну давай мантию почешу, и ты пойдёшь на место. Договорились?

Осьминог раскинул щупальца и блаженно порозовел.

– Я тут посчитал, Ось: последние двадцать пунктов у меня про еду. Может, сотворить уже что-то помимо рыбы? Надоела. Создам-ка я… Хм-м-м… – Старик вытащил рулон из-под прибалдевшего осьминога и начал его разматывать. – Вот! Триста двадцать семь тысяч сто шестнадцать. Утка. Утки несут яйца, и их можно жарить. В смысле яйца. И утку тоже.