– Держи, ключник!

– Спасибо, – говорю. Изо рта идет кровь, смешивается с дождем, капает на футболку.

Достаю зажигалку из полупустой пачки, быстро закуриваю, пока все не промокло. Остальное кидаю мужику в кожанке. Он поднимает с земли пачку и тоже закуривает.

– Прямо пикничок, блять, – смеется он. А я понимаю: время, отведенное мне на жизнь, измеряется сейчас длиной вот этой самой мокрой сигареты… Стараюсь не спешить. Смакую. Интересная картина открывается моему взору: я, курящий в окружении своей блевотины; мужик с окровавленным носом, старающийся выдувать дым одним ртом; и над нами возвышается бешеная детина в перепачканной кепке, озлобленная и чуточку растерянная.

Где-то за спиной под аккомпанемент осенних листьев гудит лес. Дождь дирижирует взмахами тысячи палочек то вправо, то влево. Вокруг меня начинает образовываться небольшая лужа.

– Вылезай давай, – не выдержав, кричит кепка. Машет рукой. – Я в твое дерьмо не полезу. Давай, давай, давай!

Вдруг вдалеке появляется свет. Все, думаю, светает. Убегайте, демоны, сейчас закричит петух…

– Атас, там че-то едет! Валим отсюда, – слышу (очнувшись от видений), как кричит тот, который копался в моей машине, своим дружкам. Кепка что-то раздумывает, но потом быстро идет за ним следом. Мужик в кожанке с раскачки встает и двигается к машине. Бросает сигарету. Оборачивается. Подходит ко мне. Своими пустыми глазами смотрит мне прямо в душу.

– Ты не держи зла. Я только тихонечко, – бормочет. И бьет меня наотмашь ножом в живот. Лезвие скользит по телефону, лежащему в кармане, и уходит куда-то рукояткой вглубь. Сигарета из моего рта отлетает в сторону. Живот пронзает острая боль. Мне кажется, что я обоссался.

Кожанка, скалясь, медленно приподнимается и вразвалочку идет к машине.

Хлопают двери. Машина, заревев, разворачивается и уезжает. Дождь продолжает лить нескончаемым потоком.

В голове у меня проносится мысль: «курение – убивает…»

До выезда из мотеля нужно было позвонить отцу. Чтобы никто не мешал, не отвлекал. Вообще-то, я хотел позвонить ему еще вечером, вчера. Но не успел подготовиться. А без подготовки звонить я не решился.

Обычно я делаю так: беру бумажку и заранее составляю план нашего разговора. Своеобразную шпаргалку. Придумываю штук десять тем – и потом по одному вычеркиваю то, о чем мы уже поговорили, чтобы не повторяться. Удобно. Спасает от неуютных пауз, предотвращает обсуждение скользких, незапланированных тем. Главное, вовремя положить трубку.

Правда, однажды, во время разговора с ним, я забыл вычеркнуть какой-то пункт – и случайно на автомате повторил одну и ту же тему второй раз подряд. Отец был удивлен. Мне кажется, в тот раз он что-то заподозрил. Но подобной оплошности я больше не совершал.

Не знаю, как бы отреагировал я, случись мне узнать, что родной сын проделывает такое до разговора со мной… Возможно, поэтому я никогда всерьез и не задумывался о том, чтобы завести детей. Сложно это все. Тут бы с самим собой разобраться. (К тому же, это такой страх – воспроизвести нечто подобное себе, чтобы потом всю свою жизнь чувствовать за него ответственность, переживать. Испытывать чувство вины…) Впрочем, фраза «заводить детей» тоже звучит как-то бредово. В конце концов, дети – это не заводная игрушка.

Итак, нужно было позвонить отцу, а перед этим – составить план. Я достал свой блокнот, взял ручку и начал писать.

Вывел на чистом листке цифру «1». Поставил точку.

На этом месте ручка перестала писать. Я решил ее разобрать и поглядеть, в чем там дело. Знаю, что вариантов не много. Либо паста закончилась, либо шариковый наконечник сломался. Но мне захотелось проверить. Ведь иногда бывает, что часть чернил остается в трубочке, не доходя до наконечника. И тогда достаточно дунуть ртом в стержень, чтобы чернила дошли до конца. В детстве я так часто делал.