– Кто будет соседок обижать или спаивать, тот поимеет дело со мной! – объявила она и раздала соседкам по банану. Тут же два парня под аплодисменты и выкрики внесли шампанское и аккуратно, с хлопками, но без летающих пробок, открыли бутылки. Вино, пенясь, хлынуло в протянутые кружки: опытные люди брали их на вечеринку с собой. Подруги об этом не знали, и им передали бумажные стаканчики.

Когда шампанское закончилось, большая часть народа вышла в коридор покурить, остальные, перебивая друг друга, заговорили об учёбе, о компьютерах, о футболе. Таня сняла с гвоздя гитару, и худющий бледный парень забренчал на ней какую-то наркоманскую муть: «Дом вечного сна, крематорий. У-уу, дом вечного сна, крематореей…»

– У тебя гитара расстроена, – сказала Алёна, дотерпев до конца. Парень, не возражая, отдал ей инструмент, хозяйка комнаты нашла в столе камертон.

– Спой что-нибудь, – попросила Таня.

– Я не умею, – ответила Алёна, подкручивая колок. – Ни играть, ни петь, только настраивать.

– Жаль…

По рукам вновь разошлись кружки; Алёна выпила красное, кислющее вино и съела мандарин.

– Дай сюда балалайку! – сказала Наташа. – Галя, спой походную. Я же это, знаю, как ты можешь. Слышала.

– Ты когда слышала? – возмутилась Галя. – В школе. Я всё забыла с тех пор!

– Не ломайся, не ломайся! – прогудела именинница. Мужчины тоже стали просить, и Галя, поупиравшись немного, серебряным голосом запела что-то лесное, туристское: «Качнётся купол неба, большой и звёздно-снежный, как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…»

За здоровье певицы вновь подняли стаканы и кружки, и тут Алёну осенило.

– У вас есть проигрыватель? – спросила она хозяйку. Та кивнула, и Алёна убежала в свою комнату. В шкафу висела юбка для фламенко – тёмно-красная, длиной почти до пола, с широкими воланами; Алёна привезла её из дома, но до сих пор не находила случая показать.

Вот он и случай! Алёна надела юбку и туфли со звонкими каблучками – год назад сама подбивала их кожей, потом ходила с ушибленным пальцем, даже ноготь посинел… Перебрала стопку дисков на книжной полке и в самом низу нашла «Малагенью» Эрнесто Лекуоны. То, что надо!

Она и не представляла, до чего соскучилась по танцам, пока не зазвучала гитара! Алёна кружилась посреди комнаты, отщёлкивая каблуками ритм; лица зрителей то сливались в одно, то рассыпались и становились похожими на буквы, но разобрать слово Алёна не успевала: подол юбки стирал его, пролетая на расстоянии тоньше гитарной струны… Она закончила под рёв, заглушивший музыку, залпом выпила ещё полстакана, крутанулась на бис и смахнула очки с носа парня, сидящего на кровати.

– Ой, извините!.. – воскликнула она. – Простите, пожалуйста, я не нарочно… Я сейчас найду.

– Вон они! – Наташа указала под ножку стола. И точно: они зацепились за неё дужкой. Алёна, упав на колени, поймала очки, встала и протёрла салфеткой.

– Я сама, – сказала Алёна и надела их на лицо полному блондину. Он сидел красный – не понять, от смущения или удовольствия…

– Всё хорошо? – спросила Алёна. – Правда?

Он закивал, по лбу скатилась капля пота. Алёна заметила, что стоит в одной туфле, правой. А левая?… Надо же, потерялась… Да вон она, тоже под столом! А стол почти опустел, и хорошо бы теперь скинуть и правую, забраться наверх и продолжить концерт… Но в этот миг её схватили за руку и дёрнули назад. Алёна села на колени парню в чёрной водолазке, тут же вскочила, но он опять потащил её к себе.

«Зацепился, – подумала она и осторожно попыталась вытянуть руку. – Да надо же, как крепко», – и, чтобы помочь человеку, стала разгибать жилистые пальцы на своём запястье.