Документ более не довлеет истории, которая с полным правом в самом своем существе понимается как память. История – это только инструмент, с помощью которого обретает надлежащий статус весь корпус документов, описывающих то или иное общество50.
Фуко подчеркивает «историческую изменчивость самого исторического знания и двусторонний характер отношений между историком и документом»51. То есть документальные материалы, источники, свидетельства для историков теперь, повторим, не становятся данностью, которая существует независимо от исследовательского вмешательства, а, наоборот, получают свой статус в тот момент, когда историк начинает свою работу. Люсьен Февр обозначил этот процесс как историю-проблему52, когда исследователь сначала формирует собственный вопрос или оптику, а уже потом смотрит на определенные вещи, фотографии, предметы быта как на документы прошлого.
Фуко предлагает переопределить систему связей между историей и документом не только в пределах исторической науки, но и в культуре в целом, выходя за пределы границ гуманитарного знания53. Изменение отношения к документу действительно охватило и другие гуманитарные сферы. Частью этого процесса стало возникновение документального театра, в рамках которого режиссеры обратились к личным дневникам и устным свидетельствам, чтобы начать разговор о прошлом за пределами научного сообщества. Одновременно художники начинают работать с историческими архивами, разговаривать со свидетелями, осознавая важность устных рассказов и документальных материалов как важнейших инструментов для работы с памятью54. От способа фиксации действий художника, как в концептуальном искусстве, а также от инструмента для показа перформансов и акций вне стен галереи55 документ трансформировался в особый тип материала, который позволяет художникам выстраивать собственный взгляд на память о войне, о Холокосте, память о своей семье и эпохе, которая постепенно уходит вместе с ее свидетелями, и предлагать собственные интерпретации прошлого.
Когда возникает разговор о документе как способе передачи истории и памяти в современном искусстве, становится понятно, что его трактовка имеет довольно широкий характер. Понимание документа не ограничивается рамками исторической классификации, пусть даже расширенной благодаря включению личных свидетельств и устных историй. Для современных художников документами становятся случайно найденные на блошином рынке или на старой квартире вещи, записки, почтовые открытки, семейные альбомы, рассказанные близкими истории, сохраняющие ускользающую от нас память в оборотах речи и словах, в языке.
Художников интересуют не факты, такие как одежда людей на фотографии или адреса и имена, указанные в дневнике, что может быть интересно в первую очередь историкам или культурологам. В современном искусстве документы дают возможность понять тот мир, из которого пришел к нам документ. Если художник или куратор работает с дневником, то его интересует прежде всего не содержание или фактическая информация, но способ мысли и формы жизни, запечатленные автором на бумаге. В качестве примера работы с дневниковыми материалами средствами современного искусства может служить выставка «Анна Франк. Дневники Холокоста»56, которая прошла в Еврейском музее в Москве. Она была основана на взаимодействии дневников свидетельниц Холокоста и работ современных художников. Авторы выставки выбрали те фрагменты дневников, где девушки писали о своей повседневной жизни, о влюбленности, о впечатлениях от музыки и книг, что, безусловно, не существовало отдельно от ужасной действительности. Однако для кураторов было главным показать внутренний мир тех, кто стал свидетелями Катастрофы, а не только раскрыть историю и хронологию событий, выставив на выставке фрагменты текста.