Кто-то смотрит в доме телевизор.

И в этом переходящем свете за окнами была какая-то бесшумная, затаенная вечность. И некто в ней вечно смотрит телевизор. Но никогда не переключит на другой канал. Изображения меняются только сами собой, а человек лежит на кровати и отдыхает, и я чувствовал отсюда, как ему умиротворенно и хорошо… будто это я сам.

Казалось, весь необыкновенный свет в комнате исходил из телевизора, как из проектора… но так не могло быть.

Но откуда же тогда эти фиолетовые и розовые тона? Даже малиновые и…

От люстры или бра, но его совершенно не было видно.

Так сказочно и приглушенно-ярко смотреть на окно. Но можешь ловить все в полной мере только четверть минуты – не больше. А потом…

Я снова окунался взглядом в этот странный свет. И сейчас вокруг такое спокойствие. Ночная сиреневая дымка. Замершие облака, серо-черные, тонкие, далекие – на потухшем небе. И еще их клочки кое-где над головой. Как дым – сухой, остановившийся, угольный.

Этим вечером мне, наверное, больше чем обычно хочется изучать поселковые дома? И каждый запущенный участок, ассиметричный дом… смотреть, почти выискивать потаенные движения теней – там, где дальние неясные гряды земли. И гадать, имеет ли это отношение к тому, что рассказала мать?.. Нет, ничего подобного. Я только подумал, что это могло бы быть так…

И вот я возвращаюсь на свой проезд и подхожу к участку, где раньше жила Альбина. Теперь тут новые жильцы, они выстригли всю траву, и даже ни одного дерева не растет. На середине газона лежит резиновый детский лягушатник, тускло поблескивающий под луной. Дом они здорово отремонтировали, оббили новенькой доской… он кажется таким свежим и современным, совсем не навевает мыслей о прошлом. Я смотрю на дом и не испытываю почти… ничего. По крайней мере, сейчас.

Слева, в дальнем углу участка построена беседка, возле самого забора, за которым – стена елового леса. Черные ели – остроугольные и плоские. Кажется, ничему живому сквозь них не протиснуться.

На следующее утро я снова подхожу к этому участку и так же смотрю на Альбинин дом.

Днем он кажется еще более обновленным, еще более приветливым. Терракотовая черепичная кровля, и этот горизонтальный пластиковый желоб на краю ската – он так весело алеет на солнце, так свежо.

Нового хозяина зовут Сергей, он здесь уже года два, я с ним общался несколько раз. У него жена и двое детей. Но этим летом я никого еще не видел.

Он всегда так приветлив, зазывает к себе.

Помню, наш прошлогодний разговор:

– Ну и как тебе беседка? Классная получилась? – спрашивает.

– Да, очень хорошая. Мне очень нравится. Как вы здесь вообще все выстригли…

– Ну а чего! Пространства больше. Это ж для детей… ты-то когда себе своих собираешься?

– Ну… не знаю пока.

Обычная праздная болтовня.

Я опять изучаю дом. Интересно, почему Сергей пока еще не был в этом году? – ведь уже конец июня.

Проездная дорога здесь заканчивается, а перекрест нее по границе участка проходит речка…

Над речкой метается стрекоза. Она то залетает в трубу под дорогу, то вылетает на солнце и описывает треугольник.

Я наблюдаю за движением стрекозы вдоль воды.

Которая плотно затянута ряской. Совсем невидно воды – она запорошена меленькой зеленью – легкая вязкость.

Стрекоза метнется – зависнет, метнется – зависнет, то над борщевиком, то над кувшинкой, то над шариком физалиса – он упал на ряску.

Равные промежутки времени по одной траектории.

Я вспоминаю, как мать вчера говорила о дочерях Альбины… сестры, они были странные какие-то…

Буф-ш – резкий толчок! – в землистую воду – ш-ш-ш-хл-л-л…

Кого-то толкают в воду – мощный, нечеловеческий толчок.