Он застыл и затаил дыхание.

– Зив Нево, это полиция. – Теперь застучали громче.

Он не шевелился. Двумя этажами ниже продолжал лаять Пуйоль.

– Сиги говорила с ним пять минут назад. Этот сукин сын внутри, – услышал он голос одного из копов. И тут же снова раздался крик: – Открывай дверь или мы ее выломаем!

У него перехватило дыхание, когда на пол-этажа выше открылась дверь, и из нее высунулась голова соседа, мужчины лет шестидесяти.

Они молча смотрели друг на друга. Зив не знал имени соседа. Иногда они встречались на лестнице, но даже не здоровались.

– Ну, что скажешь, будем звонить Нахуму? – спросил у кого-то тот же коп внизу.

Сосед сделал шаг вперед на лестничную клетку. Зив выдавил жалкую полуулыбку.

– Зив Нево, последнее предупреждение. Открой дверь. Полиция! – крикнули снизу и снова стали стучать в дверь.

На лице соседа отразилось удивление. Зив сложил ладони в умоляющем жесте: не выдавай меня, говорили его глаза.

– Он здесь, наверху! – крикнул вдруг сосед, быстро нырнул в квартиру и захлопнул за собой дверь.

Зив услышал торопливые шаги.

Хотя он знал, что все кончено, что спастись не удастся, все же побежал по ступенькам наверх. От выпитого пива закружилась голова и ноги отяжелели.

Дверь на чердак. Постойте, да она же открыта! А он-то искал ключи, тратил время впустую. Если бы вышел сразу, как увидел внизу копов, еще был шанс. Черт, ну почему в этой жизни всё против него?!

Он огляделся вокруг. Разбежаться и перепрыгнуть на соседнюю крышу? Эту мысль он отмел сразу. Пока добежит до края, они уже будут на крыше, могут и выстрелить в него.

– Не двигайся, – скомандовал один из полицейских.

Зив медленно обернулся и, увидев, что полицейский наводит на него пистолет, поднял руки.

В проеме чердачной двери появился, тяжело дыша, еще один полицейский, немолодой и грузный.

– Руки вверх, – приказал он, хотя руки Зива уже были подняты.

Зив почувствовал, как их заводят назад и защелкивают наручники.

– На пол, – услышал он и послушно лег на пол.

Толстяк поставил ногу ему на спину и придавил к холодному грязному полу чердака, словно окурок. Зив не пытался двигаться. Покорно лежал под тяжелой ногой полицейского, и его слезы медленно капали на холодный бетон.

Инспектор Эли Нахум через специальное стекло, не позволяющее видеть его с другой стороны, смотрел, как Зив Нево шагает взад-вперед по комнате для допросов, каждые полминуты взъерошивая волосы. Задержанный то и дело бросал взгляд на дверь в надежде, что кто-нибудь наконец войдет. Нахум решил немного повременить. Некоторые следователи накидываются на задержанных с вопросами, пользуясь первоначальным шоком от ареста, чтобы получить признание. Он не пренебрегал такими методами, но чаще предпочитал действовать иначе. Давал подозреваемым время повариться в собственном соку. Им страшнее всего, когда они в одиночестве. Они начинают воображать все те ужасы, что могут с ними случиться. А такие, как Зив Нево, впервые попавшие в руки полиции, боятся еще и потому, что думают, что их будут избивать.

Нахум распорядился поместить Нево в закрытую комнату. Без окон. Без свежего воздуха. И попросил выключить кондиционер. Пусть ему будет жарко, пусть вспотеет. Очень скоро он перестанет понимать, отчего покрылся потом и начал тошнотворно вонять – от жары или от страха. Вот тогда-то Эли Нахум и войдет. На этом этапе Зив будет готов говорить.

У отца пострадавшей девушки, несомненно, были благие намерения. Он верил, что делает дело полезное для следствия и для дочери. И как отец отца Нахум его понимал. Если бы, не дай бог, нечто подобное случилось с его дочерью, он бы сделал все возможное, чтобы привлечь виновника к суду; вероятно, проявил бы даже больше активности, чем Ярон Регев.