– По какому поводу все-таки бушевали? – спросил Штерн. – Я слышал, что из-за машины, сбившей ребенка.

– Правильно слышал.

– Но это было накануне вечером…

– Да, и потому народ явился на площадь утром в десять часов. Пока ползли слухи, да пока накалялись страсти…

– Ты уверен, что все получилось спонтанно?

– Уверен, что нет! Но между инцидентом и демонстрацией прошло слишком мало времени, ночь не в счет. Мой осведомитель просто не успел… Когда встречусь с ним, возможно, узнаю кое-какие делали.

– Машину нашли?

– С машиной проблема. Было темно, номеров никто не видел, да и цвет известен с точностью от белого до черного. Дорожная полиция выяснила только марку машины – «субару», модель настолько популярная, что искать бессмысленно.

– А что мальчик?

– Отделался испугом.

– Послушай… Я сейчас выскажу мысль, которая покажется тебе идиотской, но ты ее все-таки обдумай и ответь, хорошо?

– Странная преамбула, – буркнул Оферман.

– А что, если машины не было вообще? Что, если кому-то очень нужно было устроить базар на городской площади именно в это время?

– Кому и зачем?

– Это я тебя спрашиваю.

– Я понимаю, что ты спрашиваешь меня, а я тогда спрошу тебя: почему ты заинтересовался вчерашним инцидентом? Не из любопытства ведь?

«Насторожилась старая лиса, – подумал Штерн, – надо быть осторожнее».

– Именно из любопытства, – сказал он. – Я веду дело о смерти адвоката Аль-Джабара.

– А! – сказал Оферман. – Бедняга. Я слышал, что врачи к нему не успели.

– Верно. И вдова подала жалобу. Должен же я как-то отписаться. А у нее идефикс: она считает, что демонстрацию устроили специально, чтобы помешать врачам добраться до больного.

– Ну-ну… Богатое воображение.

– Тебе смешно, а мне писать объяснение… – картинно вздохнул Штерн. – Так ты говоришь, машины могло не быть?

– Я тебе это точно скажу через два часа. Устроит?

На это Штерн даже не рассчитывал. Он сделал вид, что задумался, а потом сказал в трубку не очень довольным голосом:

– Устроит. Я как раз пообедаю, с утра ничего не ел, вдова только чаем угощала.

Перекусил Штерн в кафе, где обычно брал курицу с жареной картошкой. Сегодня он торопился и ограничился булкой с тунцом.

– А цыпленка? – спросила Хана, работавшая в кафе управления с незапамятных времен. – Я его уже разогрела.

– Извини, в следующий раз, – рассеянно сказал Штерн и, на ходу дожевывая булку, спустился в подвальный этаж, где располагался архив.

Компьютеры всегда приводили Штерна в состояние мозговой расслабленности. Сам он пользовался одной-единственной программой, составляя тексты и отчеты; все, что было больше простого набора букв на клавиатуре, представлялось ему чудом, не имевшим объяснений. В свое время, когда архив состоял из тетрадок, гроссбухов и прочей понятной бумажной массы, Штерн чувствовал себя здесь куда более уверенно. Во всяком случае, не нужно было обращаться за помощью к девчонке, единственным преимуществом которой, кроме возраста, было умение извлекать из компьютеров нужную информацию.

– Адвокат Мухаммед Аль-Джабар, – повторила она названное следователем имя. – Ближайшее окружение или полный анализ?

– Начнем с ближайшего, – решил Штерн, – а там видно будет.

– Номер его удостоверения личности?

Штерн назвал номер по памяти, специально выучил, отправляясь в архив, чтобы не таскать с собой папку с делом.

Через минуту (к скорости обработки информации Штерн тоже не мог привыкнуть) из принтера посыпались один из другим листы лазерной распечатки, и вскоре следователь, сидя в своем кресле, читал об Аль-Джабаре вещи, о многих из которых знал, но о некоторых узнавал впервые.

Оказывается, противостояние Аль-Джабара и Джумшуда продолжалось уже четвертый год. Во всяком случае, именно тогда сведения попали в полицейский компьютер. Штерн об этом не подозревал, в их с адвокатом разговорах фамилия Джумшуда ни разу не всплывала. После заключения Норвежских соглашений в Шуафате начали появляться представители Арафата – неофициально, конечно. Приезжали они как гости к своим родственникам, но в службе безопасности знали, что речь идет о налаживании связей. К полиции это отношения не имело, поскольку о нарушении общественного порядка речь не шла. В марте девяносто шестого некий Ибрагим Парсан, журналист, живший в Шуафате и писавший для газеты «Аль-Хайят», арабского издания, выходившего в Лондоне, опубликовал статью о том, как разбазаривается помощь ООН, предоставляемая жителям лагеря беженцев, и сколько денег находится на счетах в израильских банках у руководства палестинской автономии. Формально журналист не связывал эти явления, но читавшему, если он не был клиническим идиотом, было понятно, на что намекал Парсан. Через месяц журналист отправился к родственникам в Раздан, арабскую деревню неподалеку от Шхема. Назад он не вернулся. Его арестовала служба безопасности автономии под каким-то надуманным предлогом, и Парсан оказался в тюрьме.