– Артуро, другое кольцо, – командовал дож вполголоса. – Нет, два, пусть будут парные. И притащи кардинала с его гондолы. Что значит зачем? Женить. Свершать таинство брака.

Что он несет? Обряд только что свершился.

Артуро, единственный синьор, на котором я заметила маску, с поклоном удалился.

– Держать равновесие, все назад, – скомандовал гвардеец и протянул мне руку, подводя к краю плота. – Ваша безмятежность, принимайте дар моря.

Цепкие твердые пальцы обхватили мое запястье и втащили на борт «Бучинторо». Каблучки атласных туфелек щелкнули о палубу.

– Гаденыш Мадичи постарался с подарком, – сообщил дож и снял с моей головы мокрый голубой бант. – Какая гадость.

Мне захотелось умереть. Еще и бант.

– Ты немая? Чудесно. То есть менее отвратительно, чем все остальное.

Бант шлепнулся в воду. Возникло желание умереть вдвоем с его серенити. Я его узнала, нашего тишайшего, нашего Муэрте. Правда, глаза его оказались вовсе не серебряными, а цвета спокойного моря, невероятно светло-зелено-голубыми. А еще я знала, что под многослойными золотыми церемониальными камзолами скрывается мускулистая долговязость капитана Чезаре. Отчего я решила, что он тоже Маламоко? Среди кузенов не обязательны одинаковые фамилии. Прочее фамильное сходство налицо – смуглое, длинноносое лицо с острыми скулами и подбородком. И волосы похожи на шевелюру Карлы, такие же волнистые и черные.

Я опустила взгляд. Дож был обут в расшитые каменьями сапоги. Страшно представить, сколько драгоценностей на это пошло, с эдакими-то лапищами.

– Море послало нам супругу!

Он проорал это так неожиданно, что я вздрогнула.

– Да, мы немедленно обвенчаемся!

До меня стало доходить, что с тишайшим Чезаре мы вовсе не наедине, что вокруг «Бучинторо» целая флотилия гондол, лодок и галер, что музыка не утихает и что публика неистовствует.

– Море любит Аквадорату! – прокричали с алой гондолы. – Русалка прелестна!

– Какие ножки!

– Какие волосы!

Дож кивал и улыбался:

– Консумация будет сладкой!

Забавное слово. Что оно обозначает? Название десерта? А улыбается его серенити странно, просто растягивая пухлые губы, глаза при этом холодны или даже злобны.

– Русалка, взгляни на меня! Сто базантов за улыбку и тысячу за поцелуй!

– А на тебе можно неплохо заработать, – пробормотал дож, приобнимая меня за плечи. – А, рыжая?

Я наступила каблуком ему на ногу и отстранилась.

– Еще и скромница? Или пытаешься набить себе цену?

«Торгаш, ничтожество, стронцо! – думала я изо всех сил. – Чтоб ты облез, полысел и лишился всех зубов! Чтоб Паола Раффаэле затискала тебя до смерти!»

Чезаре не был головоногом, он меня не услышал. Обернулся в сторону, проорал приветливо:

– Ваше высокопреосвященство! Каково?

К нам приближался низенький старик в кардинальской мантии. Я сложилась в поклоне и, схватив монсеньора за руку, поцеловала рубиновый перстень.

– Малышка набожна, – проскрипел кардинал. – Как ее зовут?

Я подняла к небесам полные страдания глаза.

– Девица немая, – похвастался дож. – Каково?!

– Чезаре, сын мой, не зная имени девицы, я не смогу вас обвенчать.

– Так нареките ее сами, минутное дело.

– Если ее уже крестили…

– Где? Или вы втихую организовали подводную епархию?

Клоунада пред ликом его высокопреосвященства! Непотребство какое.

– Синьорина, – прошелестело у плеча, и я посмотрела на Артуро. – Вы можете писать?

Кардинал тоже услышал вопрос. Он выхватил у гвардейца записную книжку с прикрепленным карандашиком и протянул мне:

– Напиши имя, данное тебе при крещении, дочь моя, и фамилию, которой наградили тебя предки, если она есть.

Мне подумалось, что писать как раз не стоит, потому что дело принимает вовсе ужасный оборот, но врать священнику я не могла и не исполнить приказа – тоже.