– Точно так, хозяин, – прошепелявили в ответ. – После полуночи течение отнесет его аккурат к выходу из лагуны. Все как вы велели.

– Отправляйтесь.

Мой ящик качнулся, его перехватывала больше чем пара рук.

– Желаете, мы по дороге и этот труп притопим?

– Не твоя забота, Упырь.

– Как скажете.

Стук. Покачивания изменили интенсивность. Гроб стоял теперь в плоской гондоле.

Значит, меня оставят у мола, который защищает остров Николло, самый крупный из островов, опоясывающих аквадоратскую лагуну. Что сказал Упырь? После полуночи течение… Значит, еще не полночь, до Николло часа два пути, на одновесельной городской гондоле все два с половиной. Получается, сейчас…

Покачивания опять изменились, ящик переставляли в другое судно. Голосов стало больше. Гребцы! Гребная галера. До полуночи осталось совсем немного. Подруги должны были уже встревожиться. Ох, лучше бы им не направляться на мои поиски.

На море меня всегда клонило в сон, вот и сейчас я, кажется, задремала, потому что отрывистые команды того, кого называли Упырем, прозвучали неожиданно:

– Здесь закрепи, да понадежней.

– А чего там? Покойник? – Вопрошающий смачно сплюнул.

– Дожу Муэрто подарочек. Не замай! Открывать не велено. Меньше знаешь, дольше проживешь. Все, парни, отплываем.

И вскоре вокруг меня царил лишь шелест волн.

Зевать заклеенным ртом оказалось процессом нетривиальным, но я все же зевнула и принялась дергать правой рукой, решив, что, если удастся освободить ее, дальше будет проще. Я вспотела, разозлилась, устала, подремала, стала дергать опять, уже слыша крики наглых аквадоратских чаек. Значит, уже рассветало и течение выносило мой плот к выходу из лагуны, а навстречу мне стремительно двигалась «Бучинторо», церемониальная галера, на которой дож каждый год проводит обряд обручения с морем.

Учениц «Нобиле-колледже-рагацце» на праздники не пускали, дозволялись лишь школьные балы, на которые приглашались родственники воспитанниц, но лет пять или шесть назад папенька отвез меня полюбоваться обрядом. Наша гондола плыла в веренице прочих, а его серенити, его безмятежность Дендуло в рогатом головном уборе стоял на корме золотой галеры «Бучинторо», возглавляющей процессию.

Тогда душка дож, как все его называли за доброту и приветливость, воздел руку и бросил в воду драгоценный перстень.

Зрелище меня впечатлило не особо. Видимо, для полноты требовалась вовлеченность, надо было находиться рядом с его безмятежностью, слышать возносимые молитвы и священные слова, обращенные к морю.

У его серенити Муэрто это обручение должно было стать первым. Дож был новенький настолько, что я даже не знала, как он выглядит. Монет с его профилем отчеканить не успели, а во Дворец дожей, что на площади Льва, учениц «Нобиле-колледже-рагацце» отчего-то не приглашали.

До меня донеслись звуки музыки и треск шутих. Процессия приближалась.

Кракен всех раздери! Я замычала от бессилия. Чикко встрепенулась, будто ждала именно этого, и скоро ее лапки пробежали по моему запястью. Малышка хочет перегрызть ленту? Опомнись, Филомена, у ящериц нет зубов. Кожу обожгло, рука прижалась к боку. Чикко пережгла атлас. Она это все-таки умеет?

Где-то вдали громыхнул залп. Лагуну защищала артиллерийская батарея. По чему они палят? Атака с моря?

Чикко перебежала на мою левую руку, плот дернулся, сев на мель, и подпрыгнул от взрывной волны. Стреляют по мне?

Чикко скользнула к ногам. Я разорвала шейную ленту, толкнула крышку и села, ослепнув от яркого солнечного света. Пока я протирала глаза, в полумиле справа в воду вонзилось еще одно ядро, а саламандра обхватила лапками мое ухо, хлестнув хвостиком по мочке.