Темнота ночи, утомление войск, безуспешность нападений побудили Князя Шварценберга прекратить сражение, упорно продолжавшееся от 9 часов утра до 10 вечера. «Все усилия неприятеля, – говорит Тормасов в донесении Государю, – остались тщетными. Войска ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА не уступили ему ни шагу, не дали ему ничем воспользоваться и взяли в плен 250 рядовых и 4 офицера. Генералы, офицеры, солдаты соревновались в мужестве, и неприятель принужден был оставить место сражения, где армия Вашего Величества расположилась на биваках. Урон наш простирается до 1300 человек»[126]. Потеря Саксонцев состояла в 953 убитых и раненых[127]. Об убыли Австрийцев неизвестно, потому что они ничего не напечатали о походе своем в 1812 году, напоминающем то время, когда Монархия их из страха к Наполеону ополчилась против России, соединенной с ней вековыми узами дружбы. Князь Шварценберг произведен за Городечненское сражение в Фельдмаршалы; Наполеон хотел наградить Австрийцев орденом Почетного Легиона, но Венский Двор не согласился на его желание и просил его не раздавать ордена, которого, впрочем, Австрийцы, по оказанной ими храбрости, в полной мере были достойны. Однако ни при Городечне, ни в арьергардных делах не могли они сломить Русских.

Хотя позиция, занятая Тормасовым при Городечне, казалась первоначально крепкой, однако же на ней нельзя было оставаться долее, как скоро неприятели нашли возможность обойти ее. Если они не воспользовались в день сражения выгодами, какие представлял им обход, то не было причины полагать, чтобы не исправили они своей ошибки на следующий день, особенно превосходя нашу армию 8000 человек. Тормасов имел полное право заключить, что Князь Шварценберг, оставя против Городечны и Поддубья небольшое число войск, подвинет весь корпус вправо, в подкрепление Ренье, и обратится на путь наших сообщений. Отступление сделалось необходимостью, и армия, проведя ночь на поле сражения, перед рассветом 1 Августа начала отходить к Кобрину. В Гродненской губернии оставаться ей было нельзя и потому, что Тормасов находил неодолимые препятствия в продовольствии. «Все жители, – говорил он, – взбунтовались против нас, вооружались вилами и косами, укрывались в лесах, убегали от войск наших и нападали на малые партии и на курьеров». К сему присоединились еще известия о сборе в Варшавском Герцогстве сильной конфедерации для вторжения в Волынь[128].

В таких обстоятельствах и видя против себя превосходного в числе неприятеля, Тормасов не имел более намерения вступать в генеральное сражение, но только хотел по возможности удерживать натиск Князя Шварценберга, чтобы выиграть время для соединения с Дунайской армией[129], находившейся на марше из Валахии к Днестру. Ее прибытие в Волынскую губернию должно было доставить Тормасова в состояние возобновить наступательные действия. Тормасов беспрепятственно отошел через Дивин и Ратно в Ковель, где примкнул к нему отряд Мелиссино, посланный в Пинск при первоначальном движении армии на Кобрин. Потом присоединился и Генерал-Майор Хрущов, бывший в наблюдении у Владимира, где не происходило никаких действий. При отступлении от Городечны до Ковеля неприятель почти совсем не беспокоил нашего арьергарда и преследовал его вяло. В Ковеле Тормасов узнал, что Князь Шварценберг стягивает свои силы против нашего левого крыла, а потому, опасаясь быть отрезанным от Луцка, решился без отлагательства сблизиться к сему городу и потом перешел на правый берег Стыри, составивший крайнюю точку отступления 3-й армии. Австрийцы стали у Киселина, Саксонцы между местечками Локочи и Торчином. В этом расположении провели обе воевавшие армии несколько недель в совершенном бездействии. Тормасов извлек из своего похода на Кобрин ту великую пользу, что заставил 30 000-ный корпус Австрийцев, шедших уже присоединяться к Наполеону, отдалиться на все продолжение войны от главной неприятельской армии, которой враг России замышлял нанести нам сильнейшие удары; 50 000 лишних войск могли бы во многом тому способствовать.