– Правильно, шеф? А то мне кажется, что я делаю что-то не то!

– Правильно, правильно, – спокойно отвечал Ладье, не поворачиваясь к напарнику лицом. Ещё немного и он сдастся, и сам сядет за руль. Снова затянувшееся жужжание зажигания, снова скрежет шестерёнок, Ладье закрыв глаза в ожидании, что машина опять затрясется в конвульсиях и даже не тронувшись с места умрет до следующего реанимирующего поворота ключа. Но этого не случилось, машина дернулась и уверено тронулась с места.

– Теперь вторую, – радостно и с облегчением сказал Ладье. Он повернулся, смотря в лобовое стекло. – Вторую, третью, четвертую передачу. Включай, не стесняйся.

– Ого, получается, шеф! Получается, – радостно воскликнул Микки, хрипя пересохшим от волнения горлом. – Куда едем, шеф?

– На заправку! В баке бензина совсем нет! – радостно ответил Ладье.

Прошло около тридцати минут, и теперь они уже мчали по дороге, Микки уверено овладел всеми особенностями «автопрома» прошлого столетия. Навигатор вел их на север, в ближайший детский дом, где по сведениям могли работать нужные им люди.

– Вот ты, думаешь, почему у нас с женой нет детей? А я тебе скажу, – Ладье начал разговор после затянувшейся паузы. – Это к теме об отцовстве, – его мучила эта мысль, ему хотелось все-таки с кем-то поделиться.

– Ага, – кивнул Микки, стараясь не быть безучастным.

– Родился я и жил счастливо, пока мать не умерла, а отец бросил, и отправили меня в приют. Ладье -это кстати мамина фамилия, а отца зовут Карл Мартенсен. Я не хотел носить его фамилию.

– Ну, понятно, после такого конечно, – поддакивал Микки.

– Нет, не подумай, в приюте было хорошо, даже очень. Хотя это был совершенно иной мир со своими правилами и законами. Но остальное как у всех: учеба, новые знакомые, потом появились друзья. Новая семья, в общем. И этих друзей становилось все больше… Каждый год наши ряды пополнялись новыми сиротами. И повзрослев, я решил, что никогда не буду заводить детей. Не потому, что я стану плохим отцом, я очень хорошо отношусь к детям, но страх, что из-за какого-нибудь несчастного случая я оставлю своего ребёнка одного, не позволил мне думать иначе.

– И поэтому пошли служить в полицию? – Задумчиво спросил Микки. Это ему показалось каким-то не логичным шагом.

– А потом я встретил свою жену, – Ладье пропустил мимо ушей вопрос Микки. – Она как не странно разделяла мои взгляды. И мы обручились. Вот я уже прожил большую часть жизни и ничего со мной не случилось. Жив и здоров. Выпиваю в меру. Курю, но не злоупотребляя, да и супруга все та же как и двадцать лет назад. Не развелись, не поссорились, живём душа в душу. Я начинаю жалеть о том, чего не сделал. И вот, на пороге появляется он, тот кого я не видел и не знал, сорок лет и начинает мне капать на мозги со своими проблемами. Чужой мне человек! Понимаешь?

– Понимаю, шеф.

– А я не хочу иметь с ним ничего общего. И тут он звонит мой жене и говорит, что он умирает и что хочет меня увидеть перед смертью. Старик, помер бы уже в тишине и покое, и я бы о нем даже не вспомнил. Всем было бы хорошо. Но нет, он звонит и просит приехать… – Ладье был зол и, казалось, что немного растерян.

Микки уже не стал ничего говорить, он понял, что нужно помолчать и что сейчас шеф разговаривает вовсе не с ним.

– Я даже не помню, как он выглядит. Так давно это было, – Ладье продолжал смотреть в окно, а Микки поглядывал на шефа, замечая, как его злоба сменялась грустью.

Багровый «Вольво» въехал в маленький городок, по данным Ладье тут жил и работал доцент кафедры прикладной химии из Стокгольма, Маркус Рейнерсон. Работал он директором детского дома. В 1990 году его методики были поставлены на смех мировым сообществом и тогда его исключили из академической элиты. Он с позором сбежал сюда, в этот городок, устроившись, учителем в местный детский приют и затем через какое-то время стал возглавлять его. Это самая подробная информация, которую можно было достать. Разузнав все подробности у шефа, Микки замолчал, наконец-то погрузившись в долгожданную тишину, вплоть до самого приюта.