Они проследовали в обширное помещение, отделенное от общего зала тяжелой малиновой портьерой.

«Ничего себе – кабинет на двоих, – подумал Макариди. – Да сюда дюжина народу поместится, не меньше».

Едва они успели сесть за стол, как попарно начали сновать безмолвные официанты, и буквально за две-три минуты золотистая, с пушистыми кистями скатерть оказалась уставленной вкусной и разнообразной снедью, так что у голодного Михаила слюнки потекли.

«Как в сказке», – восторженно подумал он. Добрую половину блюд Макариди видел впервые в жизни.

Стол уже ломился от яств, а официанты приносили еще и еще, ловко балансируя блюдами.

«Сколько же деньжищ это стоит? Мне и за год столько не заработать», – мелькнуло у Михаила.

Наконец вереница официантов иссякла. Последним снова вплыл метрдотель:

– Что еще прикажете?

– Ступай, любезнейший, – небрежным жестом отпустил его Гоги. – Мы позовем, если что понадобится.

Это «мы» сладким эхом отозвалось в душе Макариди, и он маленько приободрился.

– Давай наворачивай, – милостиво разрешил Гоги, когда они наконец остались одни. – Оголодал, небось.

Но кусок не лез в горло Макариди, хотя и есть хотелось отчаянно. Его все время сверлила мысль: зачем его позвал грозный вор в законе, оплатив приезд в Москву, и что вообще все это означает? Не для того же, черт возьми, чтобы поужинать в ресторане?

– Вижу твое состояние, Михаил, – ухмыльнулся Гоги. – Ладно, сделаем так. Будем есть и помаленьку разговаривать. Договорились?

Макариди кивнул.

Уже в первые минуты разговора Михаил убедился, что Гоги знает каждую деталь его жизни, всю подноготную. И относится к его, мелкой сошки, проблемам с сочувствием. А под конец и вовсе огорошил, спросив:

– Значит, в Грецию намылился?

Откуда он мог узнать? Ведь Макариди говорил о своей мечте только самым близким ему, буквально два-три человека знали о его замысле – возвратиться на далекую призрачную прародину, землю предков.

– Хотелось бы, но вот…

– Знаю, знаю, – прервал Гоги. – С деньгами, значит, стало туго?

– Да, в последние месяцы – одно к одному…

– С деньгами помогу.

– Спасибо, Георгий Давидович.

Они помолчали.

– Ты спросишь, Михаил, зачем я все это делаю? – произнес наконец Гоги. – Спросишь? Спросишь, – ответил он сам себе, хотя Макариди молчал. – И правильно сделаешь. Хороший вопрос. Законный вопрос. Видишь ли, Михаил…

Отодвинув портьеру, в кабинет заглянула сильно накрашенная и сильно оголенная девица.

– Брысь, – не меняя тона, сказал Гоги, и пленительное видение исчезло, только портьера покачнулась.

– Видишь ли, Михаил, – продолжал вор в законе. – Мне нужен хороший помощник там, за рубежом. Погоди, не перебивай, – поднял он руку, увидев, что Макариди хочет что-то сказать. – Для меня неважно, что на первых порах ты что-то не будешь знать. Знания – дело наживное. Да и потом, у меня такой принцип: пусть человек меньше знает и умеет, зато будет предан мне больше, чем самому себе. Чтобы он, когда надо, жизнь за меня готов был отдать.

Михаил побледнел.

– Впрочем, про жизнь – это я так, для общего понимания. Твоей жизни ничего не грозит; короче, я помогу тебе выехать в Грецию. Никто не будет чинить тебе никаких препятствий, и в деньгах не будешь нуждаться, само собой. Но будешь работать на меня, и только на меня.

– А в чем будет работа? – немного осмелев, спросил Макариди.

– Об этом позже.

– Справлюсь ли?

– Я уже говорил, там будет целая команда, но ты будешь в ней главным. От тебя требуется одно: абсолютная преданность, ничего больше.

– Согласен…

– Но запомни: если попробуешь плутовать, утаить что-нибудь, из-под земли достану. Проткну, как жука булавкой.