– Ради чего? – по-доброму улыбнувшись, переспросил Олейников. – Жизнь штука непростая. У каждого есть свой скелет в шкафу.

– И у тебя?

– И у меня…

– Я не верю, – твердо заявила она. – Ты просто меня успокаиваешь.

Алена закрыла лицо руками, плечики ее стали вздрагивать, простыня соскользнула вниз, обнажив янтарную грудь. Петр поправил простыню и, притянув Алену к себе, нежно погладил по волосам.

– Тебе плохо?

– Мне очень плохо… – всхлипнула она. – А я ведь просто хочу быть счастливой. Просто счастливой. Просто хочу того, что хотят все. И не могу понять: почему, почему все вокруг хотят заставить меня делать то, что я не хочу?

– Ну… каждый ведь хочет своего, Аленка. Желания людей так редко совпадают. И не надо думать, что люди должны оправдывать твои ожидания.

– А как же любовь? Ведь если любишь, исполняешь желания того, кого любишь. Ты делаешь, что ему нравится, он – что тебе.

– Нет, Аленочка, настоящая любовь – она не за что-то. Ты просто любишь и не ждешь ничего в ответ. И радуешься, что любишь. Иначе это не любовь, а… кооперация какая-то получается! – улыбнулся Олейников. – Ну и любовь-то, она тоже разная бывает. Мужчины и женщины, например… Любовь к Родине, любовь по крови…

– По крови?

– К родителям, к детям…

Алена задумалась.

– Скажи, а у нас с тобой что? – спросила она. – Кооперация?

– Ну…

– Не надо, не говори! – она закрыла ему рот ладошкой. – Только ты… ты не исчезай из моей жизни – никуда… никогда! Я не могу быть одна. Не могу! Мне так одиноко… Пожалуйста, не исчезай…

– Главное, чтобы ты сама никуда не исчезла, – улыбнулся Петр. – Как тогда, в Риге.

Алена махнула рукой и рассмеялась:

– Главное, чтоб сейчас не зазвонил телефон, как тогда, в Риге, и приятный женский голос…

Она не успела закончить фразу – словно насмехаясь над ее словами, затрезвонил телефон.

Олейников подошел к аппарату, снял трубку. Слушал, ловя обреченный взгляд Алены.

– Голос мужской, – вздохнул Петр, повесив трубку. – И до боли неприятный.

– Не уходи… – прошептала Алена. – Пожалуйста… ты же знаешь, я не могу быть одна…

Олейников молча обнял ее и стал одеваться.

Дождь почти закончился. Лишь одинокие капли изредка били в зеркальную гладь разлившихся по брусчатке луж, дробя отражения подсвеченных уличными фонарями очертаний старинной виллы на сотни калейдоскопических осколков. Но вот нарастающий рев мотора нарушил мерный перезвон капель, и упругие автомобильные шины беспощадно расплескали сказочную картинку.

К дверям виллы стремительно подкатил черный «Опель», спустя секунду скрипнула тяжелая дубовая дверь парадного входа, из него вынырнула темная фигура Олейникова и юркнула в приоткрытую дверцу автомобиля.

– Здравия желаю, – немного смущенно поздоровался сидевший за рулем «Опеля» майор Зорин.

– И тебе, Серега, не хворать, – ответил, пристраиваясь на пассажирском сиденье, Олейников и, заметив на отглаженной форме Зорина новенький орден Красной Звезды, присвистнул: – Ух-ты! Никак за Томаса?

Майор смущенно кивнул, суетливо достал свой любимый «Казбек», закурил.

– Меня Павел Михайлович прислал, – словно извиняясь, сообщил он.

– А я думал, тебе ночью просто выпить не с кем, – пошутил в ответ Олейников.

Зорин кисло улыбнулся.

– Документы и деньги не забыл?

Петр кивнул.

– Там – одежда, надо будет переодеться, – показал Зорин на лежащий на заднем сиденье сверток.

– А она? – посерьезнев, внимательно глянул Олейников на светящееся окно виллы, в котором виднелся силуэт Алены.

– Она – позже, – сухо сказал Зорин, включая передачу.

Черный «Опель» попетлял по ночным потсдамским улицам и притормозил у небольшого кафе, окна которого одиноко светились на фоне уснувшего города.