– Да… – вздохнул Даллес, – это был колоссальный провал. Если б мы тогда не поверили переданной им информации, мы были бы первыми в космосе! Фон Браун[10] мог запустить ракету еще в конце марта.

– Были технические риски, сэр.

– Были. Но он, да и Шепард[11], были готовы пойти на них. Просто тогда мы были уверены, что у русских до начала лета ничего не получится.

Тоффрой поморщился, как от зубной боли.

– Сэр, я согласен: уроки нельзя забывать, но это все в прошлом. Меня сейчас больше интересует неожиданное появление Дедала и почему он воспользовался паролем и документами Томаса.

– Они что – братья-близнецы? На документах же есть фото…

– Мы не исключали, что Томасу придется воспользоваться гримом, поэтому все документы были бланковыми. К ним прилагались соответствующие печати, что позволяло вклеить любую фотографию.

– Похоже на игру советской разведки. Не исключаете?

– Я никогда ничего не исключаю, – твердо ответил Тоффрой и продолжил: – Хотя выглядит слишком уж нагло.

– Русские никогда не отличались скромностью, – усмехнулся Даллес. – Ну и в чем ценность этого Дедала, что вы готовы бросить все и мчаться в Берлин?

– Дедал сообщил, что обладает весьма важной информацией о советской агентурной сети в Европе и в Америке. В том числе он утверждает, что один из наших высокопоставленных сотрудников в Западном Берлине работает на КГБ. Если это так, то это может объяснить, почему мы узнали о строительстве стены лишь когда оно началось. С учетом нынешней обстановки эта информация чрезвычайно важна. Не говоря уж о возможности получить имена русских агентов по всему миру! Даже если это – игра русских, то, проанализировав информацию Дедала как дезинформацию, мы сможем понять многое.

Даллес, соглашаясь, качнул головой и добавил:

– Возможно, это даст шанс получить достоверную информацию об атомном потенциале Советов. Сейчас это необычайно важно…

Двери распахнулись, и шестеро рослых офицеров КГБ, пыхтя и потея, внесли в овальный зал заседаний Кремля огромный деревянный макет водородной бомбы.

Сидевшие вместе с Хрущевым за большим круглым столом руководители партии и правительства: члены Президиума ЦК Леонид Бережнев, ведавший «ядерными вопросами», Михаил Тусклов – главный по «идеологии», Дмитрий Истинов – председатель Комиссии Президиума Совета министров СССР по военно-промышленным вопросам и человек двадцать военачальников и представителей научно-технической интеллигенции, допущенных к высшим секретам страны, которых Бережнев любил называть «бомбовиками», кто с удивлением, кто с восхищением, а кто и с опаской уставились на водруженную посреди зала громадную конструкцию.

Хрущев вскочил из-за стола, с горящими от возбуждения глазами подбежал к макету и ласково погладил полированную поверхность бомбы.

– Мы решили возобновить испытания ядерного оружия, – хитро улыбаясь, сообщил Хрущев. – Пора показать империалистам, на что мы способны! Что там эти американцы имеют? Две, пять, ну десять мегатонн на один заряд. А мы жахнем водородную бомбу небывалой мощности – в сто миллионов тонн тротила! Пять тысяч Хиросим сразу!

Хрущев еще раз ласково похлопал бомбу по блестящему брюху:

– Красавица! И это, между прочим, уменьшенная копия.

– Товарищи! – неожиданно подал голос с места академик Цукеров, прерывая уже начавшиеся в зале аплодисменты. – А вы не считаете, что возобновление испытаний нанесет ущерб переговорам о разоружении? Создание такого оружия, способного в миг уничтожить сотни тысяч людей…

– Сейчас, Андрей Дмитриевич, идет борьба, – обратился к Цукерову Тусклов и замахал руками, чтобы осадить нарождавшийся гул в зале, – сражение, так сказать, не на жизнь, а на смерть между силами империализма и коммунизма. От исхода этой борьбы зависит будущее всего человечества. И ради нашей победы, ради светлого будущего мы готовы на любые жертвы – сотни, тысячи, миллионы!