В полночь двадцать восьмого июля стали переправляться на правый берег. Генерал Ахлюстин, лейтенант Подгурский и Сашка Айзенштадт отходили последними. Они плыли на лодке. Рядом разорвался снаряд, перевернувший лодку. Подгурский вынырнул из воды, и не мог сориентироваться, в какую сторону плыть.

– Товарищ лейтенант вы живы? – услышал лейтенант голос Сашки.

– Где генерал Ахлюстин? – Подгурский подплыл к Айзенштадту.

– Я его держу, кажется, он мёртвый, – прошептал Сашка, вдвоём они дотащили тело генерала до берега.

Теперь уже в составе 137 стрелковой дивизии Подгурский и Сашка Айзенштадт пробивались на восток. 31 августа вышли из окружения в районе города Трубчевск. При прорыве Подгурский был ранен, и Сашка Айзенштадт вынес его на себе. Дивизия встала в оборону, а лейтенант Подгурский поехал в тыл на санитарном поезде.

В первых числах сентября санитарный поезд доставил Станислава Подгурского в Куйбышев.46 Там он лечился в госпитале. Первого октября Станислава вызвал комиссар госпиталя.

– Товарищ лейтенант вам надлежит явиться в пятое управление Красной армии. Оно находится на площади Революции в здании Облсуда, – комиссар Овчинников, поморщившись, погладив живот. У него язва желудка, которая без конца донимает его. В этот раз приступ быстро прошёл, повеселев, комиссар продолжил: – Получите обмундирование у кастелянши, и в пятом управлении явитесь в кабинет двадцать восемь, к подполковнику Чуприну.

Подполковник Чуприн в пятом управлении занимал должность начальника отдела кадров. Он встал из-за стола, улыбнулся, показал рукой на стул:

– Садись крестник. Это ведь я в Белорусском военном округе поспособствовал твоему переводу из авиационного полка в 13-ый механизированный корпус.

Чуприн вздохнул:

– Досталось нам в Белоруссии. Недавно читал рапорт об обстоятельствах гибели генерала Ахлюстина, смотрю, там ты указан. Скажите Станислав Николаевич, откуда вы знаете польский и немецкий языки?

– У меня отец поляк, а мама немка. Оба родителя хотели, я чтобы знал язык своих предков.

– Да я читал вашу автобиографию товарищ лейтенант, – кивнул подполковник-кадровик. Он вернулся за свой стол: – Вот что товарищ лейтенант, нашему управлению нужны люди, владеющие иностранными языками. Одним словом лечитесь, после выписки из госпиталя, поступите в распоряжение пятого управления РККА.

Выйдя из здания областного суда, Станислав в госпиталь не пошёл, решил прогуляться по городу. На Самарской улице, возле строительного института47 повстречал своего давнего знакомого Лёню Белова. Они служили вместе в авиационном полку в Белоруссии. Белов летал на истребителе.

– Подбили меня в конце июля, вдобавок ранили в ногу, – рассказал он. Указал на трость: – Вот теперь с палочкой хожу. Чуть было подчистую не комиссовали, насилу уговорил оставить в ВВС. Теперь в транспортной авиации. Завтра в Ленинград летим.

– Слушай, у меня в Ленинграде родители! С начала войны от них вестей не имею, – воскликнул Станислав.

– Взять тебя с собой не сложно, тем более на следующий день мы обратно в Куйбышев возвращаемся, – пожал плечами Белов. Он вздохнул: – Но как быть с твоими документами? Ленинград город прифронтовой, там патрули на каждом шагу.

– Попробую уговорить госпитальное начальство, чтобы дали отпуск на несколько дней, – кивнул Подгурский.

Комиссар Овчинников вошёл в положение, и уговорил главного врача госпиталя выдать Станиславу отпускные документы.

***

8 сентября 1941 года немецкие войска, прорвавшись через железнодорожную станцию Мга, вышли к Шлиссельбургу. Немцы отрезали Ленинград, началась блокада города. Ленинград постоянно подвергался артиллерийским обстрелам и бомбёжкам. Ощетинившийся противотанковыми ежами, с заколоченными фанерой витринами магазинов, город неприятно поразил Станислава.