На этот раз в квартире появилась пара: симпатичная молодая женщина в сопровождении молодого мужчины. Гостей представила не хозяйка, а Гейер-Генерозов, отрекомендовав незнакомку как журналистку и свою близкую приятельницу Кати, или Катю. «А это ее младший брат», – добавил он, махнув в сторону; когда же вновь прибывшие вручили имениннице цветы, Станислав Исаевич направился к проигрывателю, занявшись музыкальным сопровождением вечера.

Минут через тридцать за Эвелиной Абрамовной прибыл автомобиль. Румянцов точно знал, какой автомобиль и куда он доставит ее. На роскошной вилле «Интернационал» Папа Сеня выкроил время для встречи с возлюбленной.

Когда Рогнеда Павловна, проводив подругу, вошла в гостиную, то застала танцующую пару: Гейер-Генерозов, полуобняв красавицу Кати, что-то шептал ей на ухо. Несмотря на то, что гостья почти ничего еще не сказала, лишь произносила какие-то междометия, каперанг понял, что женщина говорит с акцентом. Увидев хозяйку, Станислав Исаевич отпрянул от пассии и налил в хрустальные фужеры шампанское. Еще раз подчеркнув красоту хозяйки в день ее рождения, и одаривая своего шефа каперанга Румянцова беглой ехидной улыбкой, объявил:

– Мои дорогие, хотя Рогнеда Павловна родилась 6 февраля, мы отмечаем день ее рождения сегодня, 8 ноября, на второй день советской власти. И это мне кажется символичным. Рогнеда Павловна, перебив говорившего, съязвила, как бы мстя за недавно прерванный рассказ о Еве, и переходя на «вы»:

– А не слишком ли вы зарываетесь, говоря, что это только второй день советской власти? За нее не только мой отец, но еще и дед дрались с помещиками и капиталистами. Словно не заметив сказанного, Гейер-Генерозов на едином дыхании продолжил:

– Итак, помимо этого большого праздника нашего государства и нашей очаровательной хозяйки, есть повод пригласить вас выпить за меня, – уникального и неповторимого… 6 ноября сего года, в канун величайшего нашего праздника, меня, как достойного сына партии и советского государства, родное Советское правительство и родная Коммунистическая партия удостоили высокого воинского звания «генерал-майор медицинской службы».

После этих слов он, торжествующе-насмешливый и ликующий, внимательно поглядел в лицо Румянцова. Но тот, заранее интуитивно почувствовав, что в тосте прозвучит что-то особенное, возможно, даже не слишком приятное для него самого, сосредоточил взгляд на пенящейся шапке благородного французского напитка. Приятельница Генерозова, сопровождавший ее братец, а за ними и хозяйка дома по очереди стали обнимать и целовать новоиспеченного генерала.

Румянцова практически ничем нельзя было удивить, он хорошо понимал, кто таков его заместитель, которого он практически никогда не видел и которому отдавал указания и распоряжения в редчайших случаях. И все же… как его обставили! Когда-то военные врачи носили зеленые околыши и окантовку; а с введением погон в 1943 году генералам медицинской службы вначале установили зеленые лампасы, а затем – малиновые, как у интендантов. Вот бы сейчас увидеть его с зелеными лампасами! – ни добро, ни зло промелькнуло в голове Румянцова.

Рогнеда Павловна, видя что Иван Михайлович не торопится поздравлять подчиненного, взяла его под руку и легонько толкая его в бок, прошептала:

– Ну же, давайте вместе.

Румянцов саркастически улыбнулся, и тогда она продолжила громко, для всех:

– Мы поздравляем вас с присвоением очередного и, надо полагать, не последнего генеральского чина. Я в этом и не сомневаюсь, ибо у генерала армии сын тоже должен стать генералом армии.