– Какая она милая, – сказала вдруг мама, посмотрев на меня.

– Какое у неё милое пятнышко на носике, – сказала ты.

Я хотела ответить, что вы тоже очень милые, но получилось: «Ми-ми-ау!»

Папа оторвался от чтения книги и поднял глаза.

– Мими. Значит нашу кошечку будут звать Мими.

– Мими, Мими! – Ты захлопала в ладоши, подхватила меня на руки и закружила так, что вся комната завертелась перед глазами каруселью. – Пойдём к зеркалу, смотри какая ты красивая, Мими!

Но я бы сказала, что была скорее смешная, чем красивая. Разноцветные рыжие и черные пятна расползлись по короткой шерсти. Грудка и лапы – белые, хвост – чёрный. Под светлыми зелёными глазами торчал розовый нос, еле заметный среди рыжего и чёрного пятна. Зато подушечки лап были скрыты в такой густой шерсти, что движения становились почти бесшумными.

Дни тогда пролетали как электрички за окном – шумно и быстро. Каждое утро казалось, что по квартире носятся десятки, а то и тысячи, ног. Голоса бурлят, как весенний ручей.

– Лина, Лина, ты проснулась? Ты встала?

– Дорогая, ты не видела мой галстук?

– Завтрак готов!

– Уа-уа-а-а!

– Кто-нибудь, успокойте малыша!

– Лина, где ты? Мы опоздаем в садик!

Пахло сбежавшим на плиту молоком, подгузниками, мятой, кожей и ещё чем-то резким и неприятным.

– Дорогой, вынеси коляску на улицу!

– Да, уже вынес. Я на работу, до встречи вечером!

– Лина, ну что ты там, ещё не оделась? Ты же уже большая девочка! Будешь так копаться, ничего в жизни не успеешь!

Аты, по правде сказать, была ещё совсем маленькой девочкой – в июле исполнилось всего шесть, и тебе очень хотелось, чтобы мама помогла завязать эту неудобную шапку. А ещё ты искренне не понимала, почему вы каждое утро вовремя встаёте, так быстро бегаете и всё равно ничего не успеваете.

Выходные дни мало чем отличались от будней. Они начинались с плача малыша, и все вставали не выспавшись. Завтрак готовил папа. За столом можно было сидеть в пижаме, а тебе разрешали взять тарелку и смотреть мультики в комнате. Папа брал кружку с чаем и отправлялся читать книги.

В один из таких дней мама вздохнула и посмотрела в окно.

– Скоро совсем станет тепло, Мими…

Она взяла меня на руки и гладила. Руки её – заботливые, лёгкие и пахнут молоком. Это так приятно, что я замурчала.

До вечера я просидела на подоконнике. Каждый день за окном происходило почти одно и то же, но никогда не повторялось. Утром люди спешили, преодолевая ветер с залива и своё нежелание выходить из дома. Тянули за руки ещё сонных детей. Шапки сбивались, терялись варежки. Кто-то плакал громко, а кто-то – про себя. Старая электричка свистела, словно тренер в сиплый свисток, чайки хриплым голосом подражали. Потом всё успокаивалось, и дворники спокойно убирали улицы. В тот день ветер трудился вместе с ними – раскачав высоченные кроны тополей, вымел, как мётлами, все хмурые облака и тучи. Вытащил на небо солнце. Разбудил его. Земля вмиг согрелась, снег растаял, по тропинкам и дорожкам потекли ручьи. Выхватил из-под оттаявшего снега старые осенние листья и ветки и унёс куда-то вдаль. Разбудил спящие кусты, которые, проснувшись, зарделись румянцем.

С залива долетал запах моря, хотя оно было ещё подо льдом. Доносился щебет птиц, чьи гнёзда трепетали на деревьях, как флаги. Всё ликовало. Солнечные лучи проникали сквозь снег, ветви и траву, сквозь сердца людей. Неслись сорванные ветром шапки, потерянные варежки. К обеду стало мягко и хорошо, как будто ветер развеял все недуги, печали и страхи.

А вечером снова свистела электричка, и люди бежали уже домой. Оттаявшие на дневном жарком солнце клочки голой земли к ночи серебрились инеем. Ночи в апреле морозные, часто первые проталины заботливо прикрыты свежим снегом, как одеялом.