А сейчас у нашего разговора появился новый неожиданный свидетель. Уверена – новый мучитель. Здесь все такие, а он вряд ли будет исключением.

Директор слушает молча. На какое-то мгновение мне показалось, что он согласен со словами учительницы и целиком их подтверждает.

Небольшая пауза в словах математички и… как гром среди ясного неба, для всех нас прозвучало:

– Вы уволены! Можете идти собирать вещи!

Светлана Алексеевна повернулась и резко переменилась в лице. Из уверенного, насмешливого оно превратилось в испуганное лицо маленькой, не злой, а даже доброй женщины.

– Какие-то вопросы? – голос директора низкий, пронизывающий, заставляющий остановиться, замереть и слушать.

– Но как… вы не имеете…

– Если будете много разговаривать, напишу приказ, будете уволены по статье.

Класс настороженно молчит. Тишина гробовая. Мы напуганы до предела. Ещё не понявшие, что, собственно, произошло.

Вот так просто, за полминуты, приют лишился монстра, который не то что годами, десятилетиями истязал детей. Монстра, который красный нитью прошел по судьбе, по жизни и уже никогда не сотрётся из воспоминаний. Никогда.

Но заглянул какой-то человек и просто сказал – вы уволены. И всё.

С того дня все узнали, что новый директор уволил математичку только за её слова. Знал ли он о том, что она творила, никому неизвестно. Надеюсь, знал.

Потом уволили и других учителей, которые десятилетиями устанавливали здесь свои порядки. На их место приходили молодые, симпатичные, современные, вежливые, добрые.

Все меняется на глазах. Повсюду ремонт, раскуроченные классы, комнаты, дорожки аллей, а на место этого старинного, замшелого приходит новое, красивое, чистое, современное.

Постепенно, не сразу, меняется наше сознание. Оно как будто просыпается. Из закостенелого в мозге страха появляется так долго спавшая смелость.

Столько лет нам не позволялось говорить и вдруг стало можно. Столько лет нас истязали, мучили, а теперь даже словом нельзя обижать. Каждого учителя, кто позволит себе такое, ждёт увольнение.

Старые времена исчезли сразу, быстро и легко. Вскоре никто уже не вспоминал, как было раньше, зажили так, как позволили нам жить теперь.

Кроме глобальных перемен, которые поглощают старое и приносят в нашу жизнь новое, было ещё одно обстоятельство с беспощадной неизбежностью заполонившее детские умы воспитанников приюта.

Директор.

Перемены важны, но человек, принёсший их, оказался фигурой более важной, чем сами эти перемены.

Всего за месяц в каждом сердце зародилось чувство, от которого мы все вдруг стали мыслить по-иному. Каждый знал, чтобы ни случилось, за его спиной всегда, при любых обстоятельствах, окажется человек так быстро и так безапелляционно ворвавшийся в наши сердца.

Повальная любовь к директору – это даже не то слово. Всеобщее обожание – тоже не так. Это какое-то наполнение атмосферы, без которой уже невозможно существовать.

Он заполнил собой всё. Все ниши, вопросы без ответов, пространство, и умы.

Теперь мы вздрагиваем не от страха, а от его голоса, который то тут, то там звучит на территории приюта.

Если кричит – творится справедливость. Смеётся – радуются все. Приказывает – нужно выполнять.

Мальчишки души в нем не чают, потому что после обеда он гоняет с ними в футбол. Серьезно гоняет, с силой, мощью, требованием противостояния, воспитанием борьбы. Называет их хиляками, девчонками, хлюпиками, только для того, чтобы они с яростной, неимоверной силой врезались в него в игре, и выбивали мяч из-под его ног.

Младшие любят его за то, что он всегда говорит хорошее, одобряет несмелые начинания, гладит по голове и заступается.