В Штатах Фрейд впервые посмотрел кино, встретился в доме Холла с прославленным американским философом и психологом Уильямом Джемсом (который назвал психоанализ «опасным методом», – однажды режиссер Дэвид Кроненберг снимет под этим названием фильм, посвященный, впрочем, не отношениям Фрейда с Джемсом, которых, в общем, и не было, но куда более драматическим и насыщенным отношениям Фрейда с Юнгом), читает наконец свои пять лекций по психоанализу, где, помимо прочего, вполне на американский, прагматический манер растолковывает почтенным джентльменам психоаналитическую теорию: представьте-де, что в этой аудитории завелся смутьян (метафора бессознательного) и сильные мужчины выгоняют его вон (метафора цензуры); однако смутьян продолжает мешать лекции из-за дверей аудитории, – вот здесь-то и нужен психоаналитик, который вступит со смутьяном в переговоры, раз уж его не получилось урезонить силой…

Поездка в США была в целом успешной, однако по возвращении домой Фрейд, обеспокоенный тем, что с разрастанием психоанализа все труднее его контролировать, вступает в череду конфликтов внутри собственного движения. В 1911 году он отлучает от психоанализа Альфреда Адлера, бывшего президента ВПО и, как мы помним, одного из первых последователей Фрейда; конфликт разгорелся вокруг «еретической» теории Адлера о комплексе неполноценности и воле к власти.

Очень скоро, в 1912–1913 годах, происходит куда более болезненный разрыв с Юнгом, которому Фрейд хотел завещать свой психоанализ, если с ним самим что-то случится, – степень доверия к Юнгу была до поры высока[22]. Однако Фрейд счел предательством книгу Юнга «Либидо, его метаморфозы и символы», в которой психоаналитическое понятие либидо изрядно десексуализировалось и выдавалось за психическую энергию вообще, как таковую. Этого было достаточно, чтобы забыть и про «наследного принца», и про «арийскую» поддержку психоанализа – Фрейд был болезненно обидчивым и капризным «отцом», немало напоминающим того самого древнего отца орды, о котором он сам писал в книге «Тотем и табу» (1913 год). Кстати, Элизабет Рудинеско также отмечает, что в «Тотеме и табу» важную роль играют следы свежего разрыва с Юнгом: «„Тотем и табу“ – это, прежде всего, книга политическая, навеянная кантовской философией, и в то же время – манифест против дорогой для Юнга психологии народов. Предположу, что она тоже результат американского путешествия, когда оба ученых часто затрагивали вопросы смешения „рас“ и „этносов“, в частности в Нью-Йорке»[23].

По горячим следам всех этих расколов Эрнест Джонс, сменивший отлученного Юнга на руководящем посту МПА, создает тайный комитет самых верных последователей Фрейда – в него входят, помимо самого Джонса, Карл Абрахам, Ханс Закс, Отто Ранк, Шандор Ференци, венгерский промышленник Антон фон Фройнд, а с 1919 года и выходец из России Макс Эйтингон. В подчеркнуто ритуализированной форме Фрейд раздал своим новоиспеченным рыцарям по гемме из своей собственной коллекции – изначально предполагалось, что члены тайного круга будут носить эти знаки отличия на золотой цепочке, но впоследствии из них сделали перстни (и снова исключение было сделано для Лу Саломе, которая в комитет не входила, но получила свой перстень; позже его получит и родоначальница французского психоанализа Мари Бонапарт). Сам Фрейд носил украшение с Зевсом[24].

Первую мировую войну Фрейд встречает австрийским патриотом – этот запал, впрочем, скоро исчезнет. Жан-Мишель Кинодо так описывает этот период: «Военные годы оказались чрезвычайно суровыми для Фрейда и его семьи. Он упоминал в письмах, что очень страдает от голода и холода, до такой степени, что зимой не может держать в пальцах перо, и ему очень не хватало табака. Фрейд тревожился, подолгу не получая сведений от призванных в армию сыновей. Пациентов стало мало, временами у него был один-единственный пациент. Фрейд отказался эмигрировать в Лондон, к чему побуждал его Джонс. Хотя брат оказывал ему из Америки материальную помощь (которую Фрейд поспешил возместить ему после войны), большая часть его энергии уходила на попытки заработать на нужды семьи»