– Это будет настоящая русская пища? – полюбопытствовал Шарпантье.

– Это будет комбинация, – улыбнулась девушка. – Из русского – блины с икрой на закуску и щи. А десерт предлагаю французский – крем-карамель.

Им принесли вина.

– Вино – отличное, хотя и итальянское, – попробовав, объявил Оливье Шарпантье. Он посмотрел на Марину: – После того, что ты испытала, получив от меня несколько бутылок бургундского, ты, наверное, еще не скоро сможешь вернуться к французским винам?

Девушка вспыхнула:

– Это точно.

– Извини. – Оливье накрыл ее руку своей ладонью. – Я не хотел тебя обидеть. Я понимаю, что тебе нелегко сейчас. Я сам когда-то именно так и начинал – практически с нуля. И мне потребовалось очень много времени и сил, чтобы раскрутиться. И удачи, кстати.

Марина отпила вина. Она словно пряталась за бокалом от глаз Шарпантье – ярко-синих, внимательных, устремленных на нее. Она улыбнулась через силу:

– Лучше расскажи о себе. – Ей хотелось сменить тему разговора.

– Боюсь, тебе будет неинтересно.

– Ты говорил, что тебе пришлось начать свой бизнес практически с нуля. Расскажи!

Он пожал плечами.

– Это было действительно так. Дело в том, что мне не хотелось просить помощи у отца. Совсем никакой. Хотелось всего добиться самому. Поэтому я… очень рано ушел из дома. И начал самостоятельную жизнь. А это было тяжело. Страшно тяжело. Приходилось полагаться только на свои силы – и больше ни на что. – Он вздохнул. – В конце концов, я выстоял. И доказал и себе, и окружающим, что что-то могу и сам, – признался он с довольной улыбкой.

– А твой отец… он мог помочь тебе?

Оливье Шарпантье улыбнулся:

– Он и сейчас может помочь мне. И не только мне. Он ежегодно выделяет один миллион евро на нужды бедных жителей развивающихся стран. У него в Африке – несколько подопечных деревень, он их, считай, и содержит. Так что с деньгами у него все в порядке… Да и с остальным – тоже.

Марина не удержалась от вопроса:

– Он что, какой-то влиятельный человек?

Оливье пожал плечами:

– Трудно одним словом ответить на этот вопрос. Мой отец – представитель старинного знатного рода. Наши предки упоминаются в хрониках Франции еще со времен первых Генрихов, когда они были виконтами де Шатоден и графами дю Перш. Всегда рядом с королями – пусть и не на очень высоких должностях. Зато прославились своей преданностью и честностью. Потом род несколько оскудел, во время революций и войн его члены лишились своих фамильных поместий, но слава и имя остались. А в современной Франции это ценится. Благодаря этому отца охотно вводят в состав правлений различных компаний и банков – отсюда его деньги. Считается, что его репутация положительно сказывается на репутации того банка или фирмы, в правлении которых он заседает.

Марина лукаво улыбнулась:

– Так что же ты не пошел по его пути?

– Просто не захотел. – Оливье Шарпантье пожал плечами. – По его пути идет мой старший брат. И сестра. Они оба – во всех смыслах «правильные», довольно-таки аристократичные… у них превосходные манеры, да и репутация – тоже. – Он ухмыльнулся. – Уж они-то точно никогда не были бунтарями. А мне… мне всегда хотелось испытать себя. Посмотреть, чего я на деле стою. – Он пожал плечами. – К тому же, если ты имеешь в виду возможность унаследовать от родителей их состояние и самому жить безбедно, то во Франции это практически недостижимо. Во-первых, родители никому ничего не отдают, пока живы. А поскольку средняя продолжительность жизни во Франции давно перевалила за восемьдесят, ты можешь себе представить, что это на самом деле означает. А во-вторых, наследство облагается непомерно высокими налогами, и значительная часть его бесследно исчезает. В общем, наследство – это мечта идиота. – Он снисходительно улыбнулся: – А я, как мне кажется, не идиот. Но самое главное – я хочу быть самостоятельным. Не независимым от всего, а именно самостоятельным. Мне это нравится. Я так и живу. – Он посмотрел на Марину, лукаво улыбнулся и подмигнул: – Мне кажется, тебе тоже нравится так жить.