— Я в тебе вижу себя в молодости, — усмехался папа, разливая по рюмкам жгучий, янтарный коньяк. — Такая же хватка, такое же умение чувствовать, куда нужно вложиться, а куда — не стоит.

Мне пить никто не предлагал, маленькая же ещё. Плевать, что мне уже двадцать лет. В глазах папы единственная дочь всегда была крошкой. Впрочем, я и сама хотела оставаться трезвой. Чтобы смотреть, запоминать, впитывать.

— Саш, как у тебя в институте дела? — спросил отец, и Богдан тоже обратил на меня свой взор (причем сделал это так, словно до этого и не замечал моего присутствия).

— Да нормально всё, — я поковыряла в тарелке вилкой. — Как там еще может быть?

— Она у меня скромница, а сама без единой тройки учится! — похвастался перед Мельниковым отец. — Не дочь, а сокровище. Всё налету схватывает, когда-нибудь погружу её в бизнес, будет, кому его передать. А сам уеду в деревню, коз разводить. Всегда мечтал. Короче, хорошо, что дочь такая уродилась.

— Дим, не сглазь! — шикнула мама.

— А если я не захочу заниматься твоим бизнесом, пап? — я мило улыбнулась, но голос был строг. — У меня могут быть другие цели в жизни.

— Ну, тогда мужа тебе найду, у которого цель будет всего одна: приумножить наши доходы, — отмахнулся папа, не став спорить. — Будет он всем заправлять, а ты дома сиди и свои женские дела делай.

Я мельком глянула на Богдана, словно надеясь на его реакцию, и тотчас порозовела, потому что мимолетная фантазия завела меня совсем не в ту степь. Какое замужество? Мы даже не делали ничего, только целовались — ни на шаг дальше не зашли.

Я сама не позволяла нашим отношениям развиться в иной плоскости, а Богдан не торопил, не напрашивался, не предлагал срочно переночевать у него. Он ждал, и мне нравилось, что мои чувства ему интересны.

Мужчина оставался равнодушным.

Вечер подходил к концу, часы давно застыли на одиннадцати.

— Я поеду, — сказал Мельников, когда десерт был ради приличия съеден, и беседы закончены.

— Куда?! — отец возмутился. — Ты же выпил! Глупостей не говори, оставайся у нас, мы тебе в гостевой постелем. Да, Ир?

— Конечно, — улыбнулась мама. — Встанешь, позавтракаешь и уедешь завтра. Куда сейчас-то спешить.

Богдан покачал головой.

— Я закажу такси, а машину заберу завтра. Не хочу пользоваться вашим гостеприимством.

— Богдан, не сходи с ума. Ты нам не помешаешь, а мне будет спокойнее, если ты отоспишься у нас.

Он мимолетно глянул в мою сторону, словно подумав о чем-то отвлеченном и от отца, и от выпитого алкоголя.

— Хорошо, спасибо, — кивнул.

Мама ушла застилать кровать, а когда вернулась, Мельников поднялся, ещё раз поблагодарил папу за прием и сказал, обратившись ко мне:

— Спокойной ночи, Александра.

Но почему-то по тону его голоса я поняла, что спокойной ночь не будет…

Эта мысль засела в моей голове, и я, умываясь, переодеваясь в пижаму, обдумывала её с томительным ожиданием. Я вздрагивала на каждый шорох, скрип двери, шум ветра. Я смыла косметику и осмотрела себя в зеркале, думая, достаточно ли я красива без туши и тонального крема, с распущенными волосами, не в платье, а в шортиках и топике.

Я знала, что Богдан будет спать в соседней комнате, и сидела допоздна с ноутбуком, прислушиваясь к звукам за стеной.

«Спишь?» — написал он в час ночи, когда родители ушли в спальню, и дом окончательно затих.

«Нет», — ответила я и густо покраснела.

Почему-то простой вопрос казался мне таким интимным и запретным. Потому что наша тайна обросла новым флером. Эта близость добавляла остроты. Одно дело — целоваться украдкой в городе, а другое — здесь, рядом с родителями, в моем собственном доме.