– Итак, Мирослава Андреевна, – его голос звучал так, словно он делал мне одолжение, – расскажите подробнее о вашей связи с Виталием Князевым.

«Связи».

Само это слово заставило меня внутренне содрогнуться. Словно Виталий до сих пор имел на меня какие-то права. Словно мы до сих пор были чем-то связаны, кроме горечи и страха.

– Бывший муж, – я старалась говорить спокойно, хотя в горле стоял ком. – Развелись год назад. Он финансист, специализируется на сомнительных сделках и манипуляциях на рынке ценных бумаг.

– И вы знали об этом, когда выходили за него?

Вот оно. Типичный мужской подход.

Раз была с негодяем – значит, либо дура, либо такая же. Виталий, его деловые партнеры, даже мой отец – все они считали женщин существами второго сорта. Теперь к этому списку можно было добавить и Ратникова.

– Когда я выходила за него, он был подающим надежды аналитиком в крупном банке, – я не собиралась оправдываться, но и позволить ему судить меня не могла. – Вся грязь всплыла позже.

Он что-то отметил в блокноте. Наверняка «наивная дура».

И самое обидное – я не могла с этим спорить. Дура и есть. Клюнула на красивые слова и обещания. Поверила, что он поддержит мой талант, а не попытается его присвоить.

– Причина развода? – спросил он, не поднимая глаз.

– Официальная или настоящая? – внутри снова вспыхнул гнев. Всегда эти игры. Никто не хочет знать правду.

– Обе.

Я почти физически ощутила, как разрываюсь между желанием выложить всю горькую правду и стремлением сохранить хотя бы видимость контроля над ситуацией. В конце концов, этот человек был мне чужим, а я доверила ему слишком много.

– Официально – несовместимость характеров. На деле – он пытался присвоить мои разработки. А когда я заикнулась о разводе, намекнул, что я могу не дожить до суда.

Страх. Вот что я чувствовала тогда.

Животный, парализующий страх, когда муж, человек, с которым ты делила постель, говорит такие вещи без тени улыбки. И стыд – за то, что позволила загнать себя в угол, за то, что не распознала его истинную сущность раньше.

Ратников смотрел на меня с легким интересом. Не сочувствием – именно интересом. Как энтомолог на редкое насекомое.

– И все же вы дожили.

А ты ждал другого исхода?

– У меня были доказательства его махинаций, – позволила себе холодную улыбку, хотя внутри все дрожало от воспоминаний. – Страховка, так сказать. Он получил развод и обещание моего молчания, я – свободу и право на мои разработки.

Свобода. Какое обманчивое слово.

Год я жила с ощущением, что Виталий вот-вот нанесет удар. И теперь это происходило – красные розы без шипов, разгромленный бутик, анонимные звонки. Снова страх загонял меня в угол, снова я вынуждена обращаться за помощью к чужому человеку.

Ратников продолжал изучать меня взглядом, от которого пробегал холодок по спине. Серые глаза, как зимнее небо – безжалостные и пронзительные. На скуле тонкий шрам, придававший его лицу хищное выражение. Весь его облик кричал об опасности, и все же… что-то в этом человеке внушало странное доверие. Может быть, его прямота? Или уверенность, с которой он держался?

– Почему вы считаете, что за нападениями стоит именно Князев? – его вопрос вернул меня к реальности.

Я показала ему фотографии разгромленного бутика, объяснила про розы без шипов – символ, который Виталий использовал как предупреждение. Все время, пока я говорила, Ратников сохранял каменное выражение лица.

Интересно, он вообще умеет улыбаться?

– Как вы узнали обо мне? – спросил он неожиданно.

Я почувствовала легкое превосходство. Наконец-то я могла показать, что тоже владею информацией: